Иван Афанасьев - Дом солдатской славы

— Да я же его знав ще из-пид Камышина, — отозвался Глущенко и, перемешивая русские и украинские слова, с солдатским юморком стал рассказывать.

— Вэсэлый був хлопче, тут ничего ни скажешь. Всэ, бувало, писни спивав, да так гарно, що и другим спиваты хотилось. А еще у него була привычка и других развэсэлить, особо в трудну минуту. Бувало, поднимут нас ночью по тревоги и киломитрив на пьятнадцать марш, а он завсегда ходы в в строю замыкающим, бо ростом низенкий був. Глядишь, с полдорози многие поотстовалы, a он уже впереди идет посвистуе и кричить им тихесенько: «Эй, вы, слобаки, що поотстовалы, а ну, бринза рота, бринза взвод, подтенись!». А вот про то, як его звалы, так я узнал уже на барже, когда сюда перепровлялись. Сижу я, значить, на палубе и про себе думаю: «Як же там в городе воеваты, колы уже всэ огнем пылае, да бомбовозы с утра до ночи чушки таки бросают». — Чую, позади кто-то насвистывать почав. Гляжу, вин сидыть. Ну, думаю, хлопче, я бы тоже посвистав, если бы по спини мурашки ни пробигалы, потому що возле самой баржи то и дило снаряды та мины в воду шлепались. Подсив я к нему поближе, да и спрашиваю: «Як тебе звать, хлопче?» — А вин улыбнувся и отвечает: «Зовут меня Александром, по батьки Петрович, а фамилия Александров». — Глущенко немного помолчал и уже задумчиво проговорил. — Потом мы с ним встретились уже в мельницы. Теперь, мабуть, и в живых нема, а може и жив, про вас я тоже думав, що головы посложили, а вот бачитэ, повстречалысь…

Вечером 2 февраля нас пригласили на торжественный вечер, посвященный 14-й годовщине разгрома фашистских войск под Сталинградом. А днем мы побывали на Мамаевом кургане, возложили венок на могилу павших воинов. В тот же день в горисполкоме Воронову вручили медаль «За оборону Сталинграда».

Весь следующий день знакомились с историческими местами возрожденного города. Мы шли по широким сталинградским улицам и любовались его новыми белокаменными жилыми кварталами. Если бы тогда, в 1942 году, нам сказали, что город будет восстановлен в такой короткий срок, солдаты вряд ли бы поверили. Произошло чудо. И этим чудом были советские люди, не пожалевшие усилий и труда, чтобы из руин и пепла поднять цветущий город-богатырь.

Те из нас, кто не был в Сталинграде после войны, просто не узнавали знакомых мест. Там, где громоздились развалины дома специалистов, домов УНКВД, пролегла широкая Советская улица, застроенная многоэтажными светлыми зданиями. Осенью 42 года здесь, на бывшей Пензенской улице, трещали пулеметы и автоматы. Клубился дым и пламя, а сейчас весело звенят и катятся трамваи, шуршат по асфальту автомашины, куда-то по своим делам торопятся люди. И никаких следов войны. Только в конце улицы стоит изуродованное снарядами здание мельницы, оставленное сталинградцами как памятник незабываемых дней великого сражения на берегах Волги.

— А вот и наша маленькая «крепость», — показывая на четырехэтажное здание, говорит Рамазанов.

Воронов останавливается у торцовой стены, протирает глаза, взволнованно поясняет:

— Эта стена тогда была глухая, теперь есть окна, — и подойдя к одному из них, что у самой земли, добавил: — Это мы пробивали стенку, отсюда начали рыть ход сообщения к мельнице, а вот у того окна стоял наш «максимка».

Бывших солдат вышли встречать все жильцы легендарного дома. Среди них: учителя, врачи, рабочие, служащие и пенсионеры. Но никого из тех, кто жил в этом доме до войны и кто ютился в подвалах во время боев. Начались дружеские объятия, крепкие рукопожатия, взволнованные речи. По русскому обычаю нам преподнесли хлеб-соль. Школьники дарили букеты живых цветов и каждому из нас повязали пионерские галстуки.

Нас пригласили в дом. Мы обошли все подвалы, побывали в квартирах, где каждый уголок, каждый камень были частицей нашей жизни, а может, и больше. Вокруг было все знакомое до мелочей. В Красном уголке, где у нас были тогда огневые точки, собралось много народу. Рамазанов и Воронов выступили с воспоминаниями.

Прошел год. Мы снова встретились в Сталинграде. На этот раз приехал Яков Федотович Павлов. Мы его запомнили в потертой гимнастерке, в коричневой кубанке, а теперь перед нами сидел человек в темно-синем штатском костюме, на груди — Золотая Звезда Героя Советского Союза.

Мы уже знали, что он учится в высшей партийной школе при ЦК КПСС. После битвы на Волге сержант сменил военную специальность и в последующих боях участвовал артиллеристом. Сначала замковым, потом наводчиком, затем командиром отделения разведки и, наконец, старшиной батареи. Войну закончил в Восточной Пруссии. Два ордена Красной Звезды и две медали «За отвагу» говорили о подвигах и бесстрашии отважного воина, а в июле 1945 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Яков Федотович был удостоен звания Героя Советского Союза.