Владимир Андреев - Моря и годы (Рассказы о былом)

— На одиннадцатом! Хорошо гребете!

Грицюк доволен. Наши физиономии сияют. Мы вошли в ритм, а от похвалы командира катер побежал еще резвее. Звонче и веселее зажурчала рассекаемая форштевнем морская водица.

Прогон под веслами закончился в азартной спортивной борьбе. Барказ Харина был первым. Мы, достав катер комендоров, долго шли с ним весло в весло, но на финише отстали метра на два. Остальные шлюпки курсантов дальше шестого места не ушли. Это была победа. В глазах экипажа мы как гребцы снискали уважение.

…Кубрики кочегаров, радистов, невзирая на перенаселение, не уплотняли. Зато в остальных жилых помещениях, особенно в курсантских кубриках, людей — как, в муравейнике муравьев. Спали на рундуках, на подвесных койках в два яруса, на палубе, оставляя вдоль бортов едва заметную дорожку для прохода. И все равно уместиться не могли. Устраивались кто где и как могли. Наша неизменная троица — Овчинников, Перелыгин и я расположилась в коридоре комсостава. Разыскать в этих условиях ночью рабочую смену, заступающую на вахту, было чрезвычайно трудно. И все же служба неслась исправно, всех разыскивали.

Ежедневно утром и вечером раздавалась команда:

— Всем на подъем (или спуск) гребных судов! Экипаж и курсанты стремглав вылетали на верхнюю палубу, строились по бортам.

— Тали на руки! — зычным голосом в мегафон, расхаживая по продольному мостику, соединяющему среднюю надстройку корабля с кормовой, командовал Леер. — Пошел тали!

Мы усердно топали по палубе. Механических средств подъема грузов на корабле не было. Даже якорь, шпилем поднятый из воды, вручную, линями, устанавливался вертикально и закреплялся на наружном борту крейсера.

Многотонный паровой катер, куда более тяжелый, чем якорь, тоже поднимали линями, вручную. Катер был красивый, с яркой, светлой меди, трубой, но заниматься его подъемом мы не любили — это упражнение требовало больших физических сил.

На крейсере мы не только знакомились с артиллерийскими установками, принимали участие в уходе за пушками, но и тренировались как наводчики на приборе Крылова.

Когда корабль проводил комендорские пулевые стрельбы, вместе с комендорами в качестве орудийных наводчиков по «ведру» стреляли и курсанты. «Ведром» назывался кусок котельного железа, согнутый в трубу и подвешенный на крестовине небольшого плота, который буксировался в нескольких десятках метров вдоль борта корабля паровым катером или гребным барказом. Наводчик наводил орудие, на котором сверху был закреплен ствол обыкновенной винтовки. По команде наводчика «Выстрел!» замочный дергал за шнур, прикрепленный к спусковому крючку винтовки. Если пуля попадала в щит-ведро, слышался звонкий щелчок. Каждый наводчик производил десять выстрелов.

Перед первыми стрельбами у нас только и разговоров было о них. И как могло быть иначе, если каждому впервые предстояло самому наводить по морской цели, первый раз в жизни стрелять из корабельного орудия!

Вечером Аля Фролов огласил список тех, кого Харин назначил в состав команды барказа для завозки кормового якоря. В их числе значился и я в качестве бакового гребца. Мы заволновались: а как же стрельбы?.. Однако нас тут же заверили, что барказники стрелять будут после того, как немного отдохнут.

Наутро те, кого назначили гребцами, встали до побудки и помчались на корму корабля, где на бакштове был закреплен барказ. Два здоровенных строевых краснофлотца колдовали над деревянными брусьями, концы которых торчали за кормой барказа больше чем на метр. Мачты и паруса, анкерки с водой с барказа были убраны.

В нужное время все собрались на барказе. Корма барказа должна быть под балкой, на которой висит здоровенный якорь. Его спускают с корабля так, чтобы можно было закрепить за брусья лапами вниз. Теперь там, где руль барказа, за кормой висит якорь. В пространстве между гребцами укладываем толстенный смоляной трос — перлинь, один конец которого на крейсере, а другой — на барказе. На этом перлине и висит якорь.

— Все, — командует Харин. — Весла на воду! Сил не жалей! Не то прочикаемся до вечера…

Барказ разворачивается носом на ветер. Вначале, пока перлинь травили с крейсера, барказ хоть и не ретиво, но шел, а чем дальше уходили мы от крейсера, чем длиннее становился тонущий в воде трос, тем, несмотря на все наши старания, медленнее шел барказ. А потом он и вовсе остановился. Нас стало сносить под ветер. С крейсера скомандовали, чтобы мы больше выгребали на ветер. Гребем изо всей мочи. Тельняшки от пота давно промокли, с лица пот бежит уже не капельками, а ручейками. А дело подвигается туго. Скоро закончится третий час, как мы гребем.