Сергей Чилингарян - Мой сосед Владимир Путин. Разговор по душам

«— Видишь, Танюша… А ты говорила, что за вход в Провал платить не нужно. Не может быть. Правда, товарищ?

— Совершеннейшая правда, — подтвердил Остап, — этого быть не может, чтобы не брать за вход.»

Но ты-то сам не платишь! И тебе этого достаточно, чтобы не задумываться по пустякам. А еще недавно песенку распевали, что-то такое: «Путин — он хороший… он не обидит». Как же не обидит, сержусь я на певунью, — если все свое правление обижает: и старых, и больных, и нищих. Самых обиженных и обижает. При одинаковой плате со всех эти три категории в проигрыше: первым двум нужно чаще, а третьи вообще не заходят. Ранней весной, когда размораживается платформа «Выхино», на ее глухом торце невозможно продохнуть — зимой все туды помаленьку ходят. И весной, и летом, когда стемнеет. А вот съезди, потрепещи ноздрями ароматом путинской эпохи.

Продолжим, однако, разборку на марше. Ну а какой марш без дороги? О дорогах я уже писал, но не грех и повторить.

Закусываю и слышу, как ты горячо критикуешь провальное состояние в строительстве дорог. Но планы при этом радужные: нужно будет это сделать, нужно будет то… вот теперь-то, наконец, возьмемся… Да что тебе раньше-то мешало?! И что случилось теперь, что появилась семимильная уверенность? Ах, Прокруст тебя подери! Наконец-то! Все, что ли, движемся вперед? От паховой водянки, наконец, избавился? Но, судя по молодцеватой походке, ее у тебя и не было. Или же водянка у тебя не там? В речах ее не стало меньше, поверь, мне со стороны виднее. Так что с дорогами? Боюсь, бабушка опять натрое застыла: грунтовка, шоссейка и автобан — что выберет на последнем перепутье, и где ее косточки успокоятся?

Давай сюда еще Доренку втиснем, из «АиФ». А то другого места ему уже не будет.

«…Путин и Медведев действуют в бесконечно сложной системе компромиссов между держателями той или иной сферы деятельности в стране. Путин хорошо понимает, например, что дороги — дрянь, да и министр так себе. А что делать? Это не зависит от личности министра. Такова система компромиссов. Поэтому здесь не безволие, а понимание, что эта машина не работает линейно.»

Во завернул, мудрила! (Как сказал бы Шукшин — без буквы «эр».) Дело не в том, что, если вдуматься, то доренковскую мысль можно-таки ухватить, а в том, что и начинать вдумываться нет охоты. Ибо сложнотища высказывания — не от насущного, а от лукавого. Тебя защищает, рвется обратно в журналюжью власть, харизматик. Живем, оказывается, в бесконечно сложной криволинейности. И то верно, что эпоха — Дрянь. А под ногами и промежду них — Дзэнь. Но за указание на твои кривые руки и кривой ум я все же обиделся бы.

Доренко невольно проговорился: вся страна уже видит и знает, а ты еще только понимаешь. Понимание, если даже оно хорошее, не переходит в знание — это хороший тупик. Вот когда понимание еще только начинается, то есть надежда. А когда оно уже хорошее… поздно пить «Боржоми». Короче, без ста грамм не разберешься. А в доренковсвом нагромождении — без ста пятидесяти.

«Я убежден, что Путин продолжает консолидировать страну. Поэтому как гражданин категорически требую, чтобы он покрепче взял вожжи.» О! О це вже ясно, не треба голову ломати. Сразу видно, на ком харизматик (слово не мое, а из СМИ) решил строить свой журнполитиканский ренессанс. Главное теперь — не дожить бы ему до звания маразматика еще до ухода на пенсию. Ведь одного не поймет: такие вожжи, с неуклонным дорожанием жизни, — суть шлея под хвост запряженному народу. Олигархня скорее рванет в офшоры, чем поделится. И трупов может оказаться больше, чем в Йемене, Сирии, Тунисе и Египте, вместе взятых.

При чтении Доренки мысли мои легонько побежали по грамматике, подыскивая ему прилагательное или суффикс. Это параллельный процесс, не мешающий основному думанью. Остановились на «вз». Такой фамилии, кажется, еще не было — Вздоренко.

…Кстати, знаешь ли ты, Путин, единственное русское слово с шестью согласными? А Доренко знает? Сейчас узнает. Тоже в Питере открыто друзьями-студентами. …Да может, ты его слышал — оно уже вроде бы в жизнь пошло. Не ты ли его привез в Москву? Слово родилось на Литейном, 48, а это меньше километра от Баскова, где ты жил.

Как-то один из нас вздохнул: «Что-то взгрустнулось», а другой (кажется, это был Коля Детков), подумав, отозвался: «А мне — взбзднулось». У нас на курсе учились одни ребята, и такие словечки слетали с языка без оглядки. Так что мы сразу стали считать согласные.