Д. Дандуров - Шота Руставели

Но идя на рыцарский поступок во имя той, которую он любит, и давая высокий образец верности долгу и своему слову, Автандил тут же совершает такое, что становишься втупик. Действительно: хорош рыцарь и человек долга, если он, заявив царю, что едет в армию, расположенную на границе государства, на самом деле бросает ее и едет на поиски неизвестного.

Мало того. Он вовлекает в это дело своего верного Шермадина, передает ему армию и просит его регулярно доносить царю от его имени.

Рыцарь, и в особенности ответственное за армию лицо, этого, конечно, сделать не может. Да Автандил и не сделал этого. Шота не был военачальником царя и ни в какие об'езды армии не уезжал. Но уехав на поиски Сослана, он простился со своим маленьким отрядом, одним из тех, которые тогда имелись у всех, даже не крупных, феодалов.

Но в том-то и суть этой сцены, что, отвергая ее правдоподобность по отношению к Руставели, мы поневоле принимаем и понимаем ее художественную выразительность и правдивость. Этого не было, но это могло быть и бывало в тысяче мелочей. И Шота, как истинный художник, берет вымышленный случай, чтобы ярче обрисовать психологию Автандила, наиболее жизненной фигуры эпохи. Он говорит нам: пусть этого не было, но Автандил способен на это. Поэтому Шота настойчиво морализирует этот момент, берет его под обстрел. И отсюда рождаются известные его афоризмы: «Ложь есть корень всего злого на земле». «Ложь и измена – две родные сестры».

Возьмем случай с Асмат. После долгих скитаний Автандил напал, наконец, на след Тариеля. Он проследил, где тот укрывается, и, выждав, когда Тариель ушел из пещеры, предстал перед Асмат. Он стал расспрашивать ее, кто такой Тариель и почему он скрывается от людей. Асмат, конечно, не проронила ни слова. Всякий другой бросил бы дальнейшие попытки выведать что-либо у Асмат. Но Автандил не таков. Он слишком хорошо знает женщин и умеет затронуть такую струну, которая быстро отверзает самые скрытные женские уста. Он рассказывает Асмат о своей любви, о страданиях вдали от возлюбленной. Его слушательница уже пленена: какая женщина закроет уши перед рассказами о любви? И не успел еще Автандил досказать ей историю своей любви, как Асмат уже готова не только все открыть ему, но и вызвалась содействовать сближению его с Тариелем. Автандил играет на струнах человеческого сердца так же легко, как на арфе.

Его преданность Тариелю – высокий образец бескорыстной дружбы и верности, соединенной с готовностью претерпеть ради друга любые лишения. Действительно ли связал Шота свою участь с Давидом Сосланом именно при тех обстоятельствах, как это изображено в поэме, или при других, для нас не имеет значения. С полной уверенностью можно утверждать, что знакомство и сближение этих двух друзей произошло при более счастливых обстоятельствах, чем уединенная пещера. Пещера – это только образ, символ, но образ и символ такой силы, которые запечатлеваются навсегда. Вы знаете: что бы ни случилось, Автандил не изменит Тариелю. Если Автандил пошел на поиски неизвестного во имя любви к царевне, то теперь, найдя его и сблизившись с ним, он готов на все, лишь бы быть полезным своему другу. Когда он нашел Тариеля, трехлетний срок уже истек. Он верен слову, данному царевне, – вернуться в срок, и знает, что впереди его ждет любовь. И все же он не бросает своего друга в тяжелых условиях и без колебаний обещает ему вернуться через два месяца.

Так великий поэт запечатлел в веках наивысший идеал дружбы и верности. Во многих художественных образах высокой выразительности Шота раскрывает психологию Автандила, его благородный внутренний мир.

Приехав к царице, он ни на минуту не усомнился в себе, не подумал с тоской, зачем ему ехать в неизвестность, когда он так близко от предмета своей любви. Не задумавшись, он возвращается к своему другу и весь отдается его интересам. Он едет искать похищенную Нестан-Дареджан и готов испытать любые превратности, чтобы оказать помощь своему другу.

Как смотрит Автандил на вопросы любви? Это имеет большое значение не только потому, что взгляды Автандила на любовь – взгляды самого Руставели. Любовь в освещении Шоты приобретает характер подлинного свидетельства о феодальной Грузии XII века, о том, как относились на рубеже Азии к женщине и чем отличалось ее положение здесь от положения женщины европейских стран, переживавших, как и Грузия, расцвет феодализма с его трубадурами и миннезингерами.