Владимир Рынкевич - Шкуро - Под знаком волка

— И морду тебе не почистили?

— Что вы, Андрей Григорьевич? У Сорокина штабист — бывший полковник. Сам ввел меня в комнату Сорокина. А там еще на подхвате какой-то ординарец Мишка и девица с гитарой. Сорокин только пальцем повел и все прочь из комнаты.

— А штабист?

— Тот остался: Сорокин сказал, что он знает все и все знать должен. И плеткой по столу. Ну я ему из тайного места браслетик от полковника Шкуро. Иван Лукич было опять за плетку, но я ему: «Приказано вас предупредить, что шестнадцатого Деникин начинает наступление на Кущевку, Екатеринодар и Армавир. Чтобы вы, значит, приготовились». Он было кричать: «Врешь!» Но начальник штаба Беляков или Белов — не помню — тот его успокоил. Сказал, что это типичный деникинский план: наступление по расходящимся направлениям. Самое плохое, что можно использовать в наступлении. Сказал» что, значит, центр у него ослаблен и надо завтра же, пятнадцатого, предупредить его удар и атаковать Кореновскую. Иван Лукич ах вскочил. Он такой гарный, черноволосый, черноглазый. Закричал: «Мишка! Чтоб к рассвету моя красная рубашка была выстирана и поглажена. И на конюшню лошадей готовить!» Тут я про Ставрополь вставил словечко. Они со штабистом судили, рядили, вспоминали своих в Ставрополе, какого-то Яковлева, еще кого-то, ну и надумали вот ультиматум… А самое, самое я вам теперь скажу — вот уж удивитесь-то! Пробираюсь я из сорокинского вагона по путям, ищу какой-нибудь товарняк, иду, значит, на самый последний путь, а там дальше поле и строится конный полк. Командир в папахе, в черкеске, на хорошем коне объезжает строй и орет, как положено, по-всякому…

— Ну и что? — удивился полковник.

— А то, Андрей Григорьевич, что командир полка этот…

— Ну?

— Наш Ваня Кочубей. Урядником был на Румынском фронте. Помните?

— Помню. Как же — добрый был казак. А теперь, значит, за большевичков. Тогда он все больше молчал. Задумывался, значит. Что ж. Даст встретимся. Эх, Ваня, Ваня, теми ли полками мы с тобой командуем?..

Потом еще закурили, и адъютант осмелился спросить полковника о его встречах с начальством. Шкуро рассказал и о Романовском, и о Деникине, и о Филимонове. О Романовском отозвался как о самом умном и понимающем кубанские дела:

— Сидел бы в штабе другой — никакой помощи нам бы не дали. Деникин только и думает, что об единой России — ему не до наших мелких дел. Филимонов… А что у него есть кроме названия — Кубанский атаман? Ни войска, ни денег.

— Да и у нас с деньгами слабо, Андрей Григорьевич.

— Все у нас есть, Коля. И денег хватит. Но об этом знают только те, кому надо знать. С тобой — пять человек. Другие знать не должны. Хорошо понял?

— Понял, Андрей Григорьевич. А что с Бычом? Чего он к вам привязался с разговором?

— Лука Лаврентьич — председатель кубанского краевого правительства, а его никто не признает. Деникин, наверное, и не знает, что он такой большой начальник. Деникин вообще никого их не признает — считает себя главной властью. Вот Быч и дергается. Он же образованный. Юрист. Был когда-то городским головой в Баку, а при Керенском — помощником главноуполномоченного по снабжению Кавказской армии. И вдруг — никто не признает. Уговаривал меня поддержать его против Деникина, против Филимонова, который сдался добровольцам. Хорошо агитировал за вольную Кубань.

— А вы что?

— Я же знаю, — у него за душой ничего нет, а у Деникина — армия, оружие, артиллерия. Может, и вся Россия будет под ним. Вот и я за единую Россию. Быч думает, что если я казак Екатеринодарского отдела, значит, обязательно хохол и самостийник. Плохо думает. И ты ведь Коля из наших. Ейский отдел — тоже хохлы. Но про хохлов как говорят: «Не той казак, що поборов, а той, що выпутывся». Вот и мы так. У Деникина власть и сила, потому и мы за единую Россию.

На войне от войны не отвяжешься, но чуть забылась — сразу о женщинах?

— Была у меня в Кисловодске девочка, — вспоминал Шкуро. — Ты, Коля, не поверишь — совсем еще нецелованная, и сама пришла. Воспитанная, культурная. Сказала: «Бери меня. Хочу быть твоей…»

— Бывает такое. У меня тоже, знаете…

Наконец, в завоеванный Ставрополь! К триумфу! Рано утром, перед отъездом из Тихорецкой пришлось зайти к генералу Алексееву, когда-то возглавлявшему все белое движение, а теперь превратившегося в тощего старичка. Генерал расспрашивал о настроениях крестьян и радовался, узнавая, что мужики против большевиков. Шкуро обещал даже поднять крестьянское восстание в ближних районах, если Добрармия выдвинет демократические лозунги: земля крестьянам, Учредительное собрание, отмена бессудных расстрелов и безвозмездных реквизиций… Однако старичок лишь невнятно бормотал о происках Кубанской Рады, а о лозунгах молчал так же, как и Деникин. Во имя чего же они хотят заставить людей сражаться? Убрать бы все это генштабовское старье и поставить во главе армии молодых офицеров, знающих, что надо делать. Таких, как он, полковник Шкуро. Пока полковник.