Ясмина Михайлович - На берегах Хазарского моря. Две жизни — одна любовь

В ресторане, куда мы спустились на завтрак, вновь был накрыт лишь один стол, стояли две тарелки. Как в сказке… только забыла в какой.

Подтаявший маргарин, джем и ромашковый чай с лимоном — все это принес нам Гавро! На нем была та же одежда, что и вчера вечером, не форменная, на лице то же выражение. Он молча поставил завтрак на стол. Я следила за каждым его движением и, несмотря на удивление, заметила зеленые пятнышки плесени на скатерти. Это были следы от ящика и доказательство того, что все произошедшее за ужином случилось на самом деле.

Оставаясь невозмутимо-холодным, мой муж произнес:

— Мы вчера разговаривали с нашим приятелем. Он коллекционер антиквариата и хотел бы приобрести ящик. Однако тебе придется доставить его в Белград по адресу, который я дам. В течение месяца, не позже. Мы отдадим тебе часть суммы, остальное получишь от нового владельца, когда доставишь товар.

Оставаясь таким же невозмутимо-холодным, Гавро произнес:

— Это вполне выполнимо, но я подумал, что могу получить за него двое больше, если оставлю ваш залог и продам другому человеку.

Стараясь не растерять последнюю надежду, я пролепетала:

— Ты никого не станешь обманывать, я уверена.

Черногорцы всегда держат слово!

На лице Гавро мелькнуло подобие улыбки.

— Это верно. Поэтому я доставлю ящик в следующую субботу ровно в шесть утра. Только дайте адрес.

С ледяным выражением лица мой муж выложил на стол деньги и листок с нашим адресом.

Уже в самолете я не выдержала и спросила М.:

— А что, если не все черногорцы держат слово? Сейчас конец XX века. Времена сказочных событий и подвигов прошли.

— Не важно. Тогда деньги станут жертвой, которую нам суждено было принести ради ящика из Котора.

В Белграде мы были во второй половине дня. Нас встретил морозный ветер, сметающий все на своем пути. Материковый вариант борея. Едва мы переступили порог дома, М. сел к компьютеру и стал печатать быстро, яростно, без пауз, словно одержимый.

Поздно вечером у меня наконец появилась возможность с ним поговорить.

— Скажи на милость, что ты весь день печатал, будто это последний день твоей жизни?

— Для «Треугольной комнаты» я никак не мог найти верный ход, который и подсказал мне ящик. Ящик из Котора стал тем недостающим звеном для всего произведения, самым важным ключевым моментом… Да, и романа «Треугольная комната» больше не существует. Я написал «Ящик для письменных принадлежностей».

— Говоришь, я написал «Ящик для письменных принадлежностей»? Но это же плеоназм… — Будучи в шоковом состоянии, я ни о чем другом не подумала.

— Надо было скорее все записать, пока я не забыл. Ты ведь понимаешь, мы можем больше не увидеть главного героя рассказа. Однако он так точно вписался в сюжет… ты не представляешь, все наконец встало на свои места.

— Значит, ты закончил книгу благодаря моей шкатулке?!

— Ты тоже можешь ею пользоваться. Кто тебе мешает? — Сказав так, он повернулся к экрану и погрузился в виртуальный мир творения, продолжив работать.

Я осталась одна. Совершенно одна. В миллионах световых лет от мужа. Возможно, мне тоже стоит написать роман, чтобы таким образом стать к нему ближе…

Итак, началась неделя великого нетерпения. Неделя ожидания субботы.

Мы рассказали Вуку, которому тогда было десять лет, эту увлекательную историю о загадочном ящике с потайными отделениями и сообщили, что на днях его должны привезти.

Вечером в пятницу сын заявил:

— Нам сегодня лучше не ложиться спать, будем ждать Гавро… если заснем, то можем не услышать звонок в дверь и не получим ящик.

Мы сами боялись того же, но ответили:

— Гавро похож на Санта-Клауса, иногда он приходит вовремя, а иногда опаздывает.

— И еще тот, кто найдет отделение для колец и монет, получит торт! — предложила я.

Ящик прибыл ровно в шесть утра, меньше чем через неделю с момента нашей первой встречи с ним. Разумеется, Вук и я проспали час его появления в нашем доме, так что для нас он буквально свалился с неба. Мы просто открыли глаза и увидели ящик.

Дрожа от волнения, мы принялись разглядывать его впервые при свете дня. Он казался таким же волшебным, что и в полумраке вечера. Соблазнительно-таинственный и от этого еще более прекрасный.

Несколько часов мы разбирали его и собирали вновь, любуясь каждой отдельной частью и всем целым, восхваляя задумку мастера, изучая с помощью лупы английские буквы на замках. Но разгадать его тайну и найти отделение для монет и колец мы так и не могли. Нам было точно известно, где искать, но понять, как привести в движение механизм, его открывающий, было невозможно. Отчаявшись, я, как человек педантичный, начала обрабатывать его антисептиком. Никогда не знаешь, какие опасные морские микробы могли укрыться в многочисленных щелях. Протирая поверхность миллиметр за миллиметром, я надавила в одном месте сильнее, и раздался щелчок! Затем открылась потайная дверца, и я увидела два небольших отсека с миниатюрными ручками из слоновой кости. Один представлял собой коробку с крышкой, второй был открытым, с множеством крошечных углублений. Пошарив в одном из них, Вук нашел монету… 18 какого-то года, две последние цифры были затерты.