Сергей Крамаренко - Против «мессеров» и «сейбров»

Нас разместили на отдых на вилле какого-то фабриканта, и после ужина мы с удовольствием растянулись на мягких перинах. Положение завоевателя имеет и свои крупные преимущества!

На другой день начинается обычное боевое дежурство. Попарно мы дежурим в кабинах, но фронт далеко, уже на реке Одер. Мы чувствуем, что ждать налетов не приходится, и это расслабляет. Тогда мы вылезаем и начинаем осматривать немецкие самолеты, затем очередь доходит до огромных ангаров. Они буквально начинены полусобранными самолетами. Оказывается, мы ходим по цехам огромного самолетостроительного завода, выпускавшего «фокке-вульфы». Сколько их здесь, так и не взлетевших? Сколько же надо было бы вести с ними воздушных боев?

Наконец эта мертвая техника начинает как-то подавлять нас. Ходишь как по кладбищу с рядами мертвецов... Мы снова выбираемся на аэродром. День уже заканчивается, и я отпрашиваюсь у Куманичкина посмотреть, как устроились наши техники. Иду по заснеженной дороге по краю аэродрома и вдруг замечаю что-то чернеющее из-под снега. Отбрасываю снег и отшатываюсь: под снегом проступает человеческое тело в зеленой шинели. Это убитый немецкий солдат. В стороне второй, третий. Видимо, они погибли, защищая аэродром, а хоронить их было некому и некогда.

Техники наши жили в служебном помещении. К лежащим по соседству мертвецам они привыкли, но старались обходить их стороной. Таких «подснежников» много лежало тогда по дорогам Германии. Простившись с техниками, я засветло поспешил к себе на ужин, но был остановлен двумя танкистами:

– Эй, земляк, куда спешишь? Да ты никак летчик! Как на грешную землю попал?

– Да вот на вас посмотреть собрался, а то прикрываешь вас, а не знаешь кого.

Так, слово за словом, мы познакомились. Оказалось, что это и на самом деле мои земляки, откуда-то из-под Полтавы. Это событие необходимо было отметить, и через час я уже сидел с танкистами за столом и пил за дружбу танкистов с летчиками, за прекрасный танк Т-34 и за не менее прекрасный самолет Ла-7 (на него мой полк был перевооружен в июне 1944 года, когда я выздоравливал после ранения).

Рассказам, как и тостам, не было конца. Всегда интересно слушать товарищей по оружию, а тем более другого рода войск! Вернулся я уже за полночь. Комэск, Иван Иванович, на другой день встретил меня хмуро:

– Где был?

– У танкистов.

Вид у меня, наверно, был очень выразительный, так что Иван Иванович промолчал и только махнул рукой:

– Убирайся с моих глаз долой!

Хорошо, что вылета ни на этот, ни на другой день не было: аэродромы на Одере еще не были готовы принимать нас. Через неделю командир собрал нас:

– Завтра вылетаем на прифронтовой аэродром возле реки Одер. Учтите, мы будем в 80 километрах от Берлина, в зоне действий истребительной авиации ПВО Берлина, а там собраны лучшие летчики Германии, да и вся фронтовая авиация скопилась там. Требую предельной внимательности!

Дальше шли обычные распоряжения, кому за кем вылетать, в каком боевом порядке лететь. Новым было только распоряжение подходить к аэродрому на бреющем, то есть на высоте 20—30 метров, чтобы не засекли немецкие радары. Основные указания я получил потом от Куманичкина. Он просто сказал:

– Понял?

Отвечаю:

– Понял.

– Главное: крути больше головой.

– Есть крутить!

Это означало, что необходимо было больше внимания уделять осмотрительности, особенно сзади, чтобы не подвергнуться внезапному нападению немецких истребителей.

Перелет прошел без особых приключений. Непривычно было только заходить на посадку над верхушками деревьев, но мне помогало то, что я «уцепился» за самолет Куманичкина и, повторяя все его движения, зашел и произвел посадку.

Эта постоянная осмотрительность, необходимость видеть все вокруг, особенно сзади, так вошла в привычку, что уже много лет спустя я, идя с женой по улицам Москвы, часто слышал:

– Перестань оглядываться. На кого засмотрелся? Кого высматриваешь?

Все мои попытки объяснить, что это кручение головой не один раз спасало мне жизнь, не помогало. В конце концов я стал меньше оглядываться, хотя даже сейчас, многие десятки лет спустя, проходя ночью по пустынным улицам Москвы, стараюсь держать в поле зрения все пространство вокруг, особенно сзади...

Самолет, покачиваясь, бежал по зеленому полю аэродрома Морин. В конце пробега Куманичкин свернул вправо и по сигналам встречавших подрулил к лесной опушке. Я рулил за ним. У деревьев меня уже ждал техник. После обычных вопросов: как прошел полет, как работал мотор и какие есть замечания – он сообщил, что жить мы будем на окраине города, километрах в десяти отсюда.