Дмитрий Лихачев - В блокадном Ленинграде

На заводе проходит кампания о приобретении каждым рабочим своего огорода, но когда эти огороды обрабатывать — не имею понятия, ведь работаем по 12 часов, не имеем выходных, это очередная болтовня общественных организаций, которые злят своей агитацией рабочих.

25/V-42 года

Узнал от Царева, что умер Николай Томашевский 14 мая с. г. Очень сожалею, что в лице Томашевского потеряли лучшего работника и неплохого товарища.

Надо отметить, что с открытием столовой усиленного питания, куда ходят основные рабочие, народ стал выглядеть гораздо лучше.

Встретил Федю Карпова, он уже стал инвалид II группы, собирается эвакуироваться, выглядит он очень плохо. В течение всей зимы он болел.

За эту зиму завод и цех потеряли лучшие производственные кадры, «золотой фонд», который надо было сохранять как зеницу ока, но в тот период эти кадры никому были не нужны, подчас администрация и не знала, кто у них жив из кадровых рабочих.

А сейчас приходится работать с учениками 14–16-летними и домохозяйками. Эти «рабочие» так за день меня выматывают, что я стал не человеком. С рабочими я стал груб, с администрацией ругаюсь. Маруся не понимает моих трудностей и также не создает дома мне отдыха, а больше меня злит и нервирует. Почти постоянно я хожу с головными болями. Дома стараюсь больше молчать, в этом нахожу некоторый отдых. Если в ближайшее время меня не освободят от мастеров, то я буду не человеком, а психом.

29/V-42 года

В городе начинают открываться кинотеатры. Открылся театр «Молния», «Колос», «Трам».

Сегодня приехал Костя. После хорошего обеда мы с ним ходили в кинотеатр «Трам», смотрели кино «Ленинград в борьбе».

Вот уже как две недели начали ходить трамваи, функционируют бани. Город начинает понемногу оживать вместе с природой.

Антонина лежит вот уже третий месяц, у нее цинга на ногах. В конце апреля месяца Маруся отняла у нее Риту и полумертвую отвезла в дет<���ский> дом. Антонина, по-моему, хотела умертвить Риту. Ведь последние месяцы она получала на Риту жульническим путем две карточки, одну на производстве, другую в жакте. Но Рите она не давала даже ее пайка. Последнее время Рита болеет дизентерией, и она ее не моет, не меняет белье. Я не видел в своей жизни таких матерей-варваров, которые умышленно умертвляют своих детей.

Теперь Рита находится в дет<���ском> доме, хорошо выглядит. Маруся к ней ходила уже два раза, а Антонина не то что не ходит к ней, но даже не спросит про нее.

7/VI-42 года

Наш завод организует подсобное сельское хозяйство в Левашово, куда будет послано 100 человек рабочих, в том числе едет и Маруся. Итак, в течение всего лета я буду жить один в четырех стенах. Сейчас все рабочие занимаются организацией своих огородов, я тоже взял две грядки у Андреевой в Шувалове, после работы езжу копать свои грядки, домой приезжаю в 12 часу, утром вставать очень тяжело.

13/VI-42 года

9 июня Маруся уехала в Левашово, говорят, что они устроились жить хорошо. Живут трое в бане. А. И. Васильева, Валя Замораева и Маруся. Как только будет выходной, поеду к ней. Одному жить очень и очень скучно, не с кем словом обмолвиться. На работе только и забываюсь, когда беседуем с Людой. Она не чувствует во мне своего начальника, а я не чувствую ее своей подчиненной, работаем совместно, дружно и с полуслова понимаем друг друга. Вот у нее тоже несчастье, 5-го числа с<���его> м<���есяца> брата взяли в армию, хотя он дистрофик III степени, а его сразу погнали на передовую, и вот уже 11-го числа его ранило, оторвало правую руку. Мне не так жать Костю, как жаль Люду за ее переживания.

17/VI-42 года

Посеял на своих грядках: свекла, салат, редис, репа, турнепс, морковь. Не знаю, дождусь ль своего урожаю, думаю, растащат, не дадут вырасти. Разработка этих грядок досталась мне большим трудом, ведь с 8-ми до 20 часов работал, а после работы ездил копать. Если сохраню то, что посеял, то на зиму нам хватит, да Маруся немного привезет. Вот тогда, может быть, зима не будет такая страшная, как она была.

27/VI-42 года

Завод опять снимает оборудование и собирается эвакуироваться. Для меня никак не понятно, что только делается, ведь завод освоил новое вооружение, выпускает в массовом виде. И теперь срывают всю программу и весь личный состав занимается «ломкой» оборудования. Я работаю по снятию станков, скрепя сердце, чувствую, что это дела вражеской руки. Ведь наше оборудование не представляет никакой ценности, оно очень старое и изношенное. Да потом вижу такое явление, станок сняли с места, а потом его тащат опять в цех и ставят на старое место, разве это не есть пример вредительства? Все общественные организации на это явление смотрят сквозь пальцы, никого это не беспокоит. Все занимаются погрузкой с большой охотой, ведь эти «грузчики» получают добавочный паек 400 гр. хлеба, 150 гр. каши, 10 гр. масла, 70 гр. спирта. За этот паек голодные люди могу гору свернуть. Вот за период войны во второй раз эвакуирую наш завод. Сейчас каждый старается эвакуироваться с заводом, особенно Воробьев, Пинтарев, Шнягшан и др.