Михаил Левидов - Путешествие в некоторые отдаленные страны мысли и чувства Джонатана Свифта, сначала исследователя, а потом воина в несколь

Но были клубы и для злых обезьян. Клуб Прыгуний, Ударов Головой, Веселых Шуток, Мохоуков.

Беззаботные молодые люди развлекаются. В клуб Прыгуний втаскивают женщин с улицы, преимущественно молодых, и заставляют под ударами хлыста прыгать на четвереньках.

В клубе Ударов Головой нанимают за сходную цену сильного человека; развлечение состоит в том, чтобы ударом головы с разбега сбить его с ног.

А клубы Веселых Шуток и Мохоуков, самые избранные и аристократические, выносят свою активность на улицы Лондона. Пишет о них современник: «Цель их учреждения – причинять как можно больше бессмысленного вреда, на этом основан весь устав клуба. Для того чтоб осуществлять эту цель во всей полноте и целостности, они напиваются пьяными до полной потери человеческих чувств, собираются в отряд и идут в поход по улицам города. Горе тем, кого они ловят по пути: одних сбивают с ног, других избивают, третьих берут в плен. И затем эти мизантропы демонстрируют свои разнообразные таланты на несчастных пленниках. Одни из них искусны в операции превращения человека в слепого льва: нос жертвы расплющивается, глаза раздираются пальцами. Другие называются учителями танцев: они заставляют учеников своих делать самые фантастические прыжки, прокалывая им ноги шпагами, – это новинка, привезенная, по-видимому, из Франции. Третьи – это фокусники: они ставят женщин вниз головой и проделывают с их обнаженными ногами некоторые фокусы неприличного свойства, говорить о которых более подробно запрещает общественная нравственность…»

Забавы! Забавы, достойные порочной обезьяны, называющейся человеком!

Так где же, в конце концов, Бедлам? Там, в Мурфилде? Там только центральная станция Бедлама, а отделения его, филиалы, камеры и каморки – они весь этот громадный, уродливый, жестокий семисоттысячный город, с его пьянством, нищетой, развратом, злобой – злоба нависла над городом плотной пеленой: восемьдесят шесть синонимов глагола «бить» числилось в ту эпоху в английском языке; с его безобразными и жадными пороками, с его проститутками и джентльменами – государственными людьми, «имя которым вероломство»; с его чернью, несчастной, забитой и способной теперь, после реставрации и белого террора, лишь к вспышкам яростного, но бесцельного бунта; с его липкой грязью – в домах, на улицах, на лицах и одежде, в языке, в морали, в нравах, – липкой, жирной, потной грязью… Можно закрыть глаза, можно ее не видеть, можно притвориться, что не видишь.

Но широко открыты глаза у Свифта. Спокойны и четки его шаги, но убыстряется их ритм по мере того, как все с большей быстротой движутся горькие мысли…

Так где же Бедлам?

И с какой его камеры начать подметать?

По всему Лондону слышны удары «Большого Бена» – часов на башне Вестминстерского аббатства. Свифт сосчитал десять.

Куда теперь? В одну из лондонских кофеен?

Пытался закрыть лондонские кофейни Карл II, трусливый развратник: не нравилось ему, что слишком много и слишком весело говорят в кофейнях о политике. Но вскоре кофейни открылись снова, и в большем числе, чем раньше.

В первом десятилетии восемнадцатого века около шестисот числилось их в Лондоне. Многие из них перешли в историю. Сент-джемская, где собираются модники, аристократы и видные политики партии вигов, куда пускают лишь хорошо одетых, предпочтительно в шелковых чулках; «Кокосового ореха» – кофейня партии тори; Харрауэя, на Чэндж-Аллей, у него первого в Лондоне появился напиток, именуемый чай, – теперь там свирепствуют биржевые маклеры; «Греческая», на Стрэнде, – это первая лондонская кофейня, открыл ее полстолетия назад попавший в Лондон грек – теперь тут пристанище университетских людей; Гилдс, у собора св. Павла, – сюда прилично ходить даже епископам; Королевская – у биржи; Ллойдс – на Ломбард-стрит; кофейня «Смирна» в Пэлл-Мэлл – тихий приют громогласных сплетников; и две знаменитые литературные кофейни – Уилла, на Боу-стрит, и Бэттоновская в Ковент-Гардене, где заседает столь известный в истории английской журналистики «малый сенат» Джозефа Аддисона…

Людно в кофейне. Тут пьют не только кофе и чай – и кислое ирландское вино, именуемое кларет, и густое, пьяное испанское, и порт из бочки. Нюхают табак, курят неуклюжие длинные трубки, читают журналы.

Не уменьшается огонь в камине, аккуратно посыпан пол мелким песком, уютна обстановка и приятна сплетня – дворцовая, политическая, литературная, биржевая…

…И всем уж известно, что Эбигейл Мэшем, уродливая и красноносая, оттеснила от королевских милостей обаятельную Сарру, супругу герцога Мальборо, и стала новой фавориткой: это засчитывается как успех партии тори.