Анатолий Отян - Всё Что Есть Испытаем На Свете

– Ребята, – взмолился Олимпыч. – наш я, советский. Вот погоны со звёздами, вот орден Красной звезды.

– А чего ты вроде не по-русски говоришь?

– Из Одессы я, у нас там все так говорят.

– Из Одессы говоришь? А ну-ка спой нам чего-нибудь одесского.

А у Олимпыча вылетели из головы все песни. Он сидел и думал что им спеть. И он запел:

– Сижу я в допере скучаю, в потолок себе плеваю, пить,курить и кушать в меня есть. В допере сидеть не стыдно, но а если вам завидно, можете придти и тоже сесть. (ДОПР- дом предварительного заключения, тюрьма)

– Вроде наш. Оружие есть?

– Пистолет.

– Бросай сюда, -Олимпыч бросил пистолет, мальчишка его не поймал и пистолет булькнул в болото.

– Пистолет нормально бросить не можешь, а ещё лётчик. Возьмись за конец палки, держись. Я соскользну в болото, ты тащишь, тебя я тащить буду. Только наступай на те кочки, по которым мы идём.

И они пошли. Как мальчишки выбирали кочки, но эти 80-90 метров они шли сначала по дуге, а потом зигзагом.

Наконец выбрались на опушку леса, стали на твёрдую почву и

Олимпыч почувствовал, что он уже идёт по Дерибону, Дерибасовской, значит.

Мы, его слушатели облегчённо вздохнули.

– Рано мы радуемся.

– Почему?

– Эти подленькие мальчишки, спасибо им, привели меня в партизанский отряд и мне опять устроили экзамен, не немец ли я. Уж очень похож я на немца переодетого. Но слава Богу, в отряде нашёлся одессит. Он оказался чуть ли не моим соседом. Две недели я пробыл у партизан, а потом самолёт им привёз мины с секретом для подрыва поездов и инструктора по минному делу, и на обратном пути забрали меня в наш тыл. Вот здесь только и началось. Меня особисты из Смерша раз двадцать спрашивали одно и то же. Где я был два дня? Сбили меня тринадцатого, а к партизанам попал пятнадцатого. Я объясняю, что сидел в кабине. Не верят. А почему не шёл к нашим.? Не мог, говорю.

Не верят. Хорошо, что ещё в штрафбат не загремел. Направили в лётную часть, но не мою, а летать не разрешили. А вдруг к немцам улечу. Два месяца я загружал ИЛ – вторые-штурмовики ракетами пока они установили, что я не шпион. У немцев, наверное, спрашивали. Ввели меня в строй, и стал я летать на штурмовиках. Дали мне хорошего парня стрелка. Чуваш он был, как и Чапаев. Два раза он нас спас, один раз "мессера", а второй "фоккера" завалил. Когда нас демобилизовали, рассказал он мне по секрету, что получил он от особиста задание, в случае вынужденной посадки на вражеской территории, пристрелить меня. Я его спросил: "Пристрелил ли бы?" Он сказал: "Да, старшой, я ведь расписку дал" Вернулся я в Одессу, в клубе стал работать. И вдруг отстраняют меня от полётов. Ты, мол, у немцев в тылу был. Поехал я к Каманину, (Один из первой семёрки

Героев Советского Союза), он тогда в председателях ДОСААФ ходил.

Рассказал я ему, что к чему, он мне посочувствовал и говорит, что оставить меня работать в Одессе не может, а может перевести меня в

Кемерово. Спросил я его, где Кемерово находится, а он сказал, что в

Сибири. И говорю я ему тогда: "Товарищ генерал, я пойду грузчиком в порту работать, а если проворуюсь, попаду в Сибирь. Пошёл в порт грузчиком устраиваться, а меня не берут. Вы, говорят должны будете иностранные суда разгружать, а Вам контакт с иностранцами запрещён.

– Олимпыч, почему в Кемерово можно летать, а в Одессе нет?

– Говорили, как будто бы лётчик возивший Тито во время войны, перелетел к нему в Югославию, да ещё на ИЛ-28. И всех подозрительных вроде меня, которые рботали пилотами в радиусе возможного перелёта за границу, отстранили. А из Кемерово не улетишь. Там везде до границы больше тысячи километров. После смерти Сталина запрет сняли, и я опять в клубе. На этом крыльце происходило столько всего, что можно было бы написать сценарий к спектаклю "Песни и рассказы на крыльце у штаба аэродрома Чайка" Но я не драматург, и к крыльцу я вернусь в следующем году, когда приедут на соревнования наши барды, и будет испытывать планера известный планерист и лётчик, Герой Советского

Союза, потерявший глаз на испытании планеров и получивший личное разрешение Сталина летать с одним глазом, Анохин.

Вечером того же дня у одного из ребят, гулявшего в лесу и поедавшего землянику, разболелся живот. Может земляника и не была тому причиной, все ели достаточно много, если много можно назвать один-полтора стакана, но этот спортсмен больше напоминал легкоатлета, чем парашютиста. Он вдруг срывался с места и бежал в направлении туалета, вызывая у всех смех и всевозможные шутки..