Однако августовская жара выгнала в тот день всех штабных на улицу здесь под старым тополем и происходил первый допрос Лаврова. Вел его немецкий майор, который и сам немного понимал по-русски. Он сидел на скамейке очень прямо, опираясь локтями на стол.
Рядом стоял переводчик. Этот выглядел весьма странно.
Немолодой, худой, в грязноватых синих бумажных штанах и несвежей голубой рубашке навыпуск, он к тому же был еще и бос. В руках переводчик держал старую заржавленную берданку, и было заметно, что обращаться с нею как следует он не умеет. Присутствовали на допросе и несколько немецких офицеров чином пониже - держались кучкой за спиной майора. Лаврова поставили перед столом, а по бокам и сзади него - трех автоматчиков. Кроме того, все пространство вокруг хаты было оцеплено солдатами, позади которых стояли жители Раскит и дивчата, прибежавшие из других хуторов. Солдаты их довольно лениво отгоняли, но жители только слегка отступали и снова приближались - все слышали.
Прежде всего немецкий майор предложил летчику поесть. Лавров отказался. Затем майор вынул из кармана пачку сигарет и протянул их пленному. Тут Лавров, с ненавистью глядя в глаза переводчику, сказал громко:
- Передай, что у меня есть своя, русская махорка!
Тогда майор спросил:
- За что вы воюете?
И Лавров ответил с вызовом:
- За свою землю, за Родину!
Жители подумали, что летчика застрелят на месте.
Однако майор даже сказал:
- Карош рус!
Тут Лавров рванул ворот гимнастерки и как-то подался вперед, словно хотел шагнуть, но только нагнул голову-набычился. Анне Семеновне показалось: летчик загорелся было что-то сказать и... не сказал. Он сжал кулаки и с минуту так постоял.
Потом пошли обычные вопросы. Лавров отвечал на них небрежно: видно было, что думал о другом.
Вдруг кто-то из-за спины майора спросил:
- Высоко ли летаете?
Даже Анна Семеновна понимала: военные самолеты летают и высоко, и низко-как придется, как потребует боевая обстановка. И Лавров, глянув пренебрежительно на спросившего, так и ответил:
- Как придется.
У Анны Семеновны переводчик, несмотря на свой жалкий вид, вызывал острую ненависть.
- Вин, гад, все немцам доносил да ще к нам, бабам, вязался, - сказала Анна Семеновна.
Ей очень нравилось, что Лавров открыто презирал не только гитлеровцев, но и переводчика. Вообще жителей хутора Раскиты больше всего поразил тон, каким Володя отвечал врагам, то, что держался он независимо и твердо.
Вот майор спросил:
- Что у вас думают о немецкой армии?
И Лавров сказал:
- Ее считают обреченной, но еще сильной.
Немецкие офицеры за спиной майора стали переговариваться. И майор повернулся к ним, принялся что-то доказывать. А Лавров странно так одернул ремень - рывком вниз.
Иногда Анне Семеновне казалось: слова из него просились наружу, но он их сдерживал.
Один раз летчика все же прорвало, он стал обличать немцев. Мол, зачем они на нас напали. Их не трогали, а они вот что сделали. Теперь пусть не жалуются - сами виноваты. А бить их будем - чем дальше, тем сильнее.
Анна Семеновна поняла: это Лавров не столько для немцев - для жителей выкрикивал. Переводчик пересказал его речь совсем коротко. Так что майор даже разозлился, рявкнул:
- Переводи все!
После допроса майор и другие немецкие офицеры ушли в штабную хату. А Лавров сел на завалинку, привалился спиной к стенке. Его стерегли автоматчики и переводчик. Оцепление тоже осталось, и жители не расходились. И тут Лавров стал костить переводчика:
- Не много же ты от немцев за свою измену разжился...
Дивчата прыскали в ладошки, а переводчик молчал, только переступал с ноги на ногу, стараясь одной босой ступней прикрыть другую. Внезапно он спросил Лаврова:
- Коммунист?
- Да, коммунист! А ты все-таки скажи, чем тебя немцы вознаградили?
- Ну, вот... хлеб дают...
Лавров с презрением от него отвернулся. Однако малость погодя тряхнул головой, словно на что-то решился, и спросил:
- Скоро меня расстреляют?
Переводчик ответил хмуро:
- Откуда я знаю.
И Лавров лишь махнул рукой. Задумался о чем-то.
Но недолго посидел тихо. Как только переводчик ушел в штабную хату, летчик крикнул жителям:
- Скоро наши придут!
Совсем рядом с хатой находилась еще одна хатенка.
До войны Анна Семеновна держала в ней кур, а теперь сама там жила. После допроса в хатенку и из нее входили и выходили жители - чтобы пройти мимо летчика, получше его разглядеть. И когда Анна Семеновна прошла так, наверно, уже в третий раз, Лавров пробормотал: "Все равно убегу!"
Читать дальше