Джордж Блейк - Иного выбора нет

Однако в описываемое мною время о ее существовании и о том, чем там занимались, знал весьма узкий круг лиц, и даже я, слышавший о ней ранее, никогда не бывал внутри. Расположенная на первом этаже главного здания Военного министерства, она была отведена для нужд разведки, секретной службы, больше известной как МИ-6. Чиновники этой службы опрашивали там британских подданных, с которыми хотели установить контакт, не открывая им пока, какую организацию они представляют. Следующей комнатой была 050, и ее отделяло от 070 небольшое помещение, где находились секретарши. Комната 050 использовалась для тех же целей службой безопасности, более известной как МИ-5.

Причина того, что меня вызвали сюда, а не в Главное управление, была ясна с самого начала. До тех пор, пока я не буду подвергнут допросу, с тем чтобы выяснить, как это я умудрился попасть в руки коммунистов, и не буду свободен от подозрений, что те обратили меня в свою веру, дорога в «святая святых» для меня закрыта.

Дежурный в мундире с золотыми пуговицами проводил меня по широкому темному коридору до зеленой двери комнаты 070. Войдя, я оказался в просторном помещении, несколько претенциозная обстановка которого (на полу даже лежал толстый красный ковер) явно должна была произвести впечатление на посетителя и внушить ему мысль о значимости тех, кто здесь сидит.

Меня ждали двое мужчин примерно моего возраста. Они подчеркнуто приветливо поздоровались и тут же распорядились принести из соседней комнаты кофе. Было чуть больше одиннадцати, волшебное время, когда вся работа замирает и очаровательные секретарши разносят кофе своим шефам, которые награждают их добродушными шутками, а иногда, в зависимости от отношений, не отказывают себе в удовольствии умеренно пофлиртовать.

После небольшой беседы на общие, приличествующие случаю темы двое моих коллег, а они оказались именно ими, стали подробно расспрашивать меня об обстоятельствах нашего ареста в Сеуле в июне 1950 года, жизни в Северной Корее и условиях содержания в плену. Один из них мягко и дружелюбно задавал вопросы, а другой делал записи, иногда уточняя вопрос или прося дополнительную информацию. Допрос длился два часа, до ленча, и был сосредоточен на выяснении, чего, собственно, хотели от нас корейские власти.

Мне был задан вопрос, подвергался ли я пыткам или другому насилию. Не кривя душой, я ответил, что ни я сам, ни мои товарищи не могли пожаловаться на преднамеренно дурное обращение и пережитые нами лишения, подчас серьезные, проистекали из условий военного времени, общей нищеты страны и беспрецедентного урона, нанесенного массированными атаками ВВС США.

Непосредственно перед арестом нам удалось уничтожить все секретные документы, в том числе касающиеся разведки и содержащие наши шифры. Ничего компрометирующего не попало в руки северокорейских властей.

Что касается допросов, то они, по крайней мере в отношении меня и моего коллеги Нормана Оуэна, носили чисто формальный характер и сводились к выяснению наших личностей и официальных полномочий. С нами обращались точно так же, как и с Вивианом Холтом, посланником Великобритании в Сеуле, в подлинности дипломатического статуса которого не было никаких сомнений, или же с коллегами из консульства Франции, содержавшимися вместе с нами и с которыми мы не расставались до дня нашего освобождения. Немногочисленные трения с властями помимо голодовок, объявлявшихся нами с целью добиться лучших условий содержания, были вызваны тем, что нас пытались заставить сделать пропагандистские заявления. Время от времени предпринимались попытки, особенно со стороны одного молодого русского, под разными предлогами побудить нас подписать заявление, клеймящее вторжение войск ООН в Корею. Мы решительно отказывались, ссылаясь на то, что, как государственные служащие, не имеем права делать какие-либо заявления политического характера.

Когда подошло время ленча, мы прервались, и один из моих коллег попросил меня прийти на следующий день для продолжения беседы.

Когда на следующий день наша встреча возобновилась, оба допрашивающих, оставив в стороне вопросы безопасности, перешли непосредственно к делам разведки. Их интересовали такие вещи, как китайские линии связи в Северной Корее и обстановка на Транссибирской железной дороге. Очень жаль, заметил один, что я не привез с собой образец сибирской почвы. По нему они смогли бы определить, производят ли русские ядерные испытания в этом регионе и какова сила взрыва. Я выразил сожаление, что не знал этого, тем более что взять подобный образец не составило бы большого труда. Единственное, что я мог сделать теперь, — это предложить им для анализа мои башмаки, в которых я проделал все путешествие. Правда, я их носил и после возвращения в Англию, но, может быть, немного сибирской земли на них еще осталось. Мое предложение отклонили, признав его нецелесообразным.