Шон вернулся почти в девять. Некоторое время он кружил по городу и в конце концов припарковал машину на одной из улиц в Килберне. На обратном пути Шон позвонил Майклу и Пэту и сообщил им радостное известие. Они ликовали. Кроме того, он принес бутылку бренди, наполнил рюмки, включил телевизор, и мы сели смотреть выпуск новостей. «Чрезвычайное происшествие в Западном Лондоне», — объявил диктор, на экране появилось мое бородатое лицо, и дальше пошел комментарий о том, как был обнаружен мой побег. Все порты и аэродромы взяты под наблюдение. За посольствами стран «железного занавеса» установлен особый надзор. Корабли этих стран в лондонском порту обыскивались. Полицейские бригады с собаками прочесывали прилегавшие к тюрьме кварталы. Охота велась по всем правилам. «Интересно, — подумал я, — смотрят ли сейчас телевизор у меня дома. Как они примут эту новость?»
Шон пошел на кухню жарить две огромные отбивные и печь яблочный пирог. Во время ужина он рассказал мне, что случилось тем вечером по его сторону стены.
Вскоре после того, как он дал мне команду действовать, появился человек на велосипеде с немецкой овчаркой на поводке. Он проехал мимо до конца Артиллери-роу, где проверил, заперты ли двери спортивного зала неподалеку. Несомненно, это был кто-то из охраны. На обратном пути он слез с велосипеда и стал присматриваться к Шону, сидевшему в автомобиле с букетом хризантем на коленях. Он так и стоял, не двигаясь с места, и Ыон решил, что лучший способ избавиться от него — это уехать, а чуть позднее вернуться. Он так и сделал, но по дороге чуть не попал в серьезную транспортную пробку. К счастью, расторопный полисмен вовремя вывел его из нее, и четверть часа спустя Шон вновь был у тюрьмы. Человек с собакой ушел, и Шон подумал, что больше помех не предвидится.
Едва он ответил на мой вызов и собрался выйти из машины, чтобы перебросить лестницу, как подъехал автомобиль и остановился у стены напротив Шона. Внутри сидела парочка, которая тут же принялась целоваться, совершенно не собираясь уезжать. Шон, знавший, что я уже выбрался из сектора «D» и отчаянно жду лестницу, не мог ничего поделать. В конце концов он придумал, как заставить парочку убраться: включил фары и уставился на этих голубков. Через некоторое время они все-таки смутились и уехали.
Только он хотел достать из багажника лестницу и перебросить ее мне, забравшись на крышу автомобиля, как на дороге стали появляться машина за машиной: в больнице Хаммерсмита подошло время посещений. Он понял, что мы не можем больше терять время, и решил действовать во что бы то ни стало. Воспользовавшись коротким затишьем, Шон залез на крышу и перебросил веревочную лестницу.
В тот вечер мы засиделись далеко за полночь, разговаривая. Оба, хотя и были измотаны, чувствовали необычайный подъем и никак не могли решиться закончить столь замечательный день. Наконец мы легли спать, однако ночь прошла беспокойно. Шон все бормотал: «Господи, получилось» и ворочался. У меня же болели голова и рука, и я был слишком возбужден, чтобы уснуть.
Когда я проснулся на следующее утро, мое запястье распухло и страшно болело. Я не сомневался, что оно сломано и что с этим надо что-то делать. Шон обещал связаться с Майклом и Пэтом: может быть, им удастся найти врача, который вправит кость. В противном случае, сказал он, нам придется идти в травмопункт при больнице. Последнее меня совершенно не устраивало, и я выразил надежду, что мы найдем какой-нибудь другой выход. После завтрака Шон отправился покупать воскресные газеты. Через полчаса он вернулся и сообщил, что собирается навестить Майкла и попросить его разыскать врача. Все принесенные им газеты крупными заголовками кричали о моем побеге, и тут же были помещены мои большие фотографии.
Шон возвратился вскоре после полудня с новостью, что наши друзья бросились на поиски доктора, который согласился бы помочь. Такой поворот событий предусмотрен не был, а найти кого-нибудь в воскресенье, когда многие уезжают за город, совсем не просто. Он повторил свое предложение пойти в больницу. Я решительно не хотел этого делать, особенно после газет с моей фотографией во всю первую полосу. Если уж нет другого выхода, я предпочитал оставить все как есть.
В семь часов вечера наконец позвонил Майкл и сказал, чтобы через час мы ждали гостя. Когда Майкл с доктором, несшим черный чемоданчик, пришли, не последовало никаких восторженных поздравлений. Нас даже не представили друг другу: доктор сразу же перешел к делу, осмотрел запястье и подтвердил мой диагноз — перелом, а затем сделал краткое заявление: «Вообще-то полагается, чтобы вы пошли в больницу, где вам наложат гипс. Но я понимаю, что по той или иной причине больницы вам противопоказаны. Посему считаю своим долгом помочь вам. Это, надеюсь, понятно?» — спросил он глядя на меня. «Конечно, — ответил я, — я это отлично понимаю и очень ценю».
Читать дальше