Джордж Блейк - Иного выбора нет

По правде говоря, они отнюдь не одобряли мою деятельность, как и шпионаж вообще, и не скрывали этого, но симпатизировали мне, поскольку, по их собственным словам, вынесенный мне приговор был жесток и бесчеловечен. Мы продолжали часто встречаться, и вскоре между нами возникла дружба. Однажды, когда никто не мог нас услышать, они предложили помочь мне, чем смогут, если я решусь бежать, Я был очень тронут этим великодушным и неожиданным предложением и ответил, что если смогу разработать конкретный план и буду нуждаться в их помощи, то обязательно дам им знать. Вскоре после этого их освободили, так что мы не успели ни о чем толком договориться. Прошли годы, но они не забыли обо мне и регулярно присылали рождественскую поздравительную открытку. Я, в свою очередь, тоже помнил их и их предложение. Они казались мне идеальными помощниками не только потому, что сами вызвались и я им верил, но и потому, что они были активистами с опытом организации антиправительственных демонстраций и акций, обладали широкими связями в левых кругах. Но, разумеется, прежде всего мне требовался человек, который смог бы войти с ними в контакт и осуществить необходимые приготовления.

Человек, которого я подыскивал, должен был быть инициативным, смелым и решительным, могущим довести дело до конца и к тому же взяться за него добровольно. Кроме того, его срок обязательно должен был истечь в обозримом будущем, иначе вся затея не имела никакого смысла. Но главное, я должен был быть уверен, что он не выдаст меня тюремному начальству, независимо от того, согласится он мне помогать или нет.

За годы, проведенные в Скрабе, я присматривался к некоторым людям. Кое-кто обладал отдельными из перечисленных качеств, но сочетал их все только один — Шон Бэрк. Кроме того, Шон обладал еще одним неоценимым достоинством: он посещал те же занятия по литературе, что и Майкл Рэндл, Пэт Поттл и я. Он их хорошо знал, и они бы ему поверили.

Сегодня я свободно могу писать об участии этих трех людей в моем побеге, так как они сами публично признали это, описав в своих книгах. В противном случае я, конечно же, хранил бы молчание. Кроме того, благодаря им подробности побега уже хорошо известны, и я могу ограничиться лишь описанием моего в нем участия.

Мы с Шоном Бэрком попали в тюрьму примерно в одно и то же время и вскоре познакомились. На прогулках мы обычно держались вместе, и мне нравилось слушать его истории. Он обладал чисто ирландским обаянием и хорошо владел словом. Шон красочно описывал свое детство в маленьком ирландском городке и годы, проведенные в интернате для мальчиков. Воспитателями там были монахи, а основным педагогическим средством — палка.

Шон был привлекательным мужчиной довольно крепкого сложения и производил впечатление человека уравновешенного и добродушного. Однако те, кому довелось узнать его получше, видели, что под флегматичной внешностью скрывается умная артистичная личность, обладающая богатым творческим воображением, умеющая скрывать свои чувства, невероятно гордая и остро ненавидящая любого представителя власти. Он попал в тюрьму за то, что послал по почте бомбу полицейскому, который ошибочно обвинил Шона в растлении малолетнего. Любой другой махнул бы на это рукой или нашел какой-нибудь иной способ возместить моральный ущерб. Но только не Шон. Он изготовил бомбу, упаковал ее и отослал по почте. Когда полицейский открыл сверток, бомба взорвалась. Он спасся чудом. Операция была тщательно подготовлена и ловко проведена, и, не допусти Шон маленькой, но существенной оплошности, его вина никогда не была бы доказана, а так он сразу же попал под подозрение.

Восьмилетнее заключение Шона подходило к концу, и вскоре он должен был перебраться в тюремное общежитие. Шон показал себя как прекрасный издатель тюремного журнала, проявив в этой работе прирожденный талант. Как заключенный он пользовался доверием и некоторыми преимуществами, так что имел реальную возможность попасть в общежитие. Это означало, что последние девять месяцев до истечения приговора у него будет нормальная гражданская работа вне стен тюрьмы, а в общежитие он должен возвращаться только на ночь. Я решил, что настало время сойтись с ним поближе.

Во время одной из наших ежедневных прогулок я изложил ему свой план. Он сразу же согласился помочь. Я предложил ему подумать несколько дней, прежде чем дать окончательный ответ, но он сказал, что все уже решил и готов взяться за дело. Кроме того, по его словам, я давал ему отличный шанс: он ненавидел власти, полагал, что не свел еще счеты с полицией, и не хотел упустить возможность отыграться. Шон относился ко мне с симпатией и всегда считал мой приговор чудовищным. Ничто не доставило бы ему такого удовольствия, как помочь мне осуществить побег.