Фредерик Массон - Наполеон и женщины

Ст. 11. – После отсылки жалованной грамоты, когда упомянутая госпожа Валевская приметъ все имущество, старшій управляющій нашихъ личныхъ владеній введетъ отъ имени ея сына упомянутую госпожу Валевскую во владеніе именіями, которыя мы имеемъ въ виду въ настоящемъ декрете, и вручитъ ей все документы, подтверждающіе ея права на собственность.

Ст. 12. – Нашъ Кузенъ, Принцъ, Великій Канцлеръ Имперіи и Главный Управляющій нашими личными владеніями должны озаботиться въ томъ, что касается каждаго изъ нихъ, исполненіемъ настоящаго декрета.

Наполеонъ.

По указу Императора:

Министръ Государственный Секретарь

Главный Управляющій Личными Именіями Графъ Дарю.

Этотъ маіоратъ состоялъ, какъ видно изъ ведомости, имеющейся при декрете, изъ шестидесяти девяти фермъ или земельныхъ участковъ, сдаваемыхъ въ наемъ различнымъ лицамъ за 169,516 франковъ 60 сантимовъ; именія эти Императоръ оставилъ себе при вступленіи Мюрата на Неаполитанскій престолъ; это были остатки земель, дарованныхъ герцогамъ Отрантскому, Гаэтанскому и Тарентскому, а также графу Ренье.

Жалованная грамота была подписана Императоромъ въ Кенигсберге 15 іюля; актъ о передаче маіората новому владельцу былъ выданъ хранителемъ печатей 13 августа, уполномоченный госпожи Валевской вступилъ во владеніе именіями 12 октября, и пользованіе арендной платой началось съ новаго сельскохозяйственнаго года.

Г-жа Валевская пріехала въ Варшаву, чтобы быть на месте въ моментъ возрожденія ея отечества. Архіепископъ, г. Малинъ, держалъ себя съ нею, какъ съ «факсимиле Императрицы», и все удивлялись, съ какимъ «скромнымъ достоинствомъ» она себя держитъ въ затруднительномъ положеніи, въ которомъ очутиласъ; никто не сомневался, что личныя дела, на которыя она ссылалась для объясненія своего пріезда, были лишь предлогомъ, что настоящей причиной ея путешествія была надежда, что ее вызовутъ на главную квартиру. Но ее не вызываютъ туда, и она возвращается въ Парижъ, где, повидимому, начинаетъ бывать въ свете чаще прежняго. Мы думаемъ такъ не потому, что она, после настоятельныхъ приглашеній Жозефины, едетъ въ Мальмезонъ съ своимъ сыномъ, котораго Императрица засыпаетъ игрушками и подарками, а потому, что она делаетъ себе въ это время костюмы, которые могли предназначаться только для посещеній Императорскаго двора. Таковы два торжественныхъ наряда въ 1813 г.: черное, бархатное платье съ отделкой изъ тюля, расшитаго чистымъ золотомъ, и платье изъ белаго тюля и токъ, украшенный перьями.

Хотя она и прежде одевалась очень изящно и на свои бальныя платья расходовала у одного только Леруа три тысячи франковъ въ полгода, но придворныхъ костюмовъ у нея до сихъ поръ не было. Въ туалетахъ своихъ она по-прежнему предпочитаетъ белое или, вообще, блеклые тона, несколько траурнаго характера; у нея имеется платье изъ лиловаго левантина, платье изъ белаго тюля съ тремя ветками акаціи, изъ белаго тюля съ полу-осыпавшимися и мятыми розами; или, это – белое съ голубымъ – польскіе цвета: напримеръ, платье изъ тафты съ белыми и голубыми отливами, изъ голубого тюля, гарнированное верескомъ и белыми маргаритками.

Для того, чтобы Наполеонъ помнилъ о ней, ей нетъ нужды появлятьея при Дворе; доказательствомъ можетъ служить письмо, написанное въ Ножане, 8 февраля 1814 г. среди тяжкихъ тревогъ войны, на другой день после Бріеннъ, накануне Шанпоберъ. Боясь, чтобы Мюратъ на конфисковалъ его первый даръ, онъ поручилъ своему главному казначею, г. де ля Бульеръ, учредить новый маіоратъ, съ рентой въ пятьдесятъ тысячъ ливровъ, на имя молодого графа Валевскаго, въ случае смерти котораго мать его наследовала бы ему. Его безпокоитъ мысль, что не все формальности выполнены, что акціи Каналовъ, дающія ренту въ 30,000 фунтовъ, не превращены еще въ недвижимость, что другіе двадцать тысячъ франковъ еще не вписаны въ Большую книгу, и собственноручно онъ пишетъ ля Бульеру:

«Я получйлъ ваше письмо относительно молодого Валевскаго. Предоставляю вамъ полную свободу действій. Делайте, что следуетъ, но делайте немедленно. Меня прежде всего интересуетъ ребенокъ, а мать – потомъ.

«Н.»

Ножанъ, 8 февраля.

Обо всемъ этомъ она ничего не знаетъ, ибо не было на свете другой такой безкорыстной души, какъ ея. Въ последніе дни, когда Императоръ, всеми покинутый, искалъ у смерти убежища, въ которомъ ему отказала судьба, – она пріезжаетъ въ Фонтенбло и целую ночь ждетъ въ передней, не позоветъ ли онъ ее къ себе. Онъ же, поглощенный своими мыслями, обезсиленный только что перенесенными физическими страданіями, справляется о ней только черезъ часъ после ея отъезда. «Бедная женщина! – говоритъ онъ, – она будетъ думатъ, что ее забыли!»