Антон Чехов - Воспоминания современников об А. П. Чехове

В это же время был в Ялте и А. М. Горький, входивший в славу тогда быстро и сильно, как ракета. Он бывал у Антона Павловича, и как чудесно, увлекательно, красочно, рассказывал о своих скитаниях. Тихо, уютно и быстро прошла страстная неделя, неделя отдыха, и надо было ехать в Севастополь, куда прибыла труппа Художественного театра. Уже начались приготовления к спектаклям, приехал Антон Павлович, и жизнь завертелась… Начался какой-то весенний праздник.:.

Переехали в Ялту, и праздник стал еще ярче, нас буквально засыпали цветами.:. И закончился этот праздник феерией на крыше дачи гостеприимной Ф. К. Татариновой, которая с такой любовью относилась к нашему молодому театру и знала, как и чем выразить свое поклонение Станиславскому и В. И. Немчровичу-Данченко, создавшим этот театр. Артисты приезжали часто к Антону Павловичу. обедали, бродили по саду, сидели в уютном кабинете, и как нравилось все это Антону Павловичу, — он так любил жизнь подвижную, кипучую, а тогда у нас все уповало, кипело, радовалось.:.

Жаль было расставаться и с югом, и с солнцем, и с Чеховым, и с атмосферой праздника… Но надо было ехать в Москву, репетировать. Вскоре приехал в Москву и Антон Павлович, — ему казалось пусто в Ялте после жизни и смятения, которые внес приезд нашего театра, но в Москве он почувствовал себя нездоровым и быстро вернулся на юг.

Я в конце мая уехала с матерью на Кавказ, и каковы были удивление и радость, когда в поезде Тифлис — Батум я встретила Антона Павловича, Горького, Васнецова, д-ра Алексина, ехавших в Батум. Ехали мы вместе часов шесть до ст. Михайлово, где я с матерью пересела на Боржомскую ветку. В июле я снова гостила у Чеховых в Ялте.

Переписка возобновляется с моего отъезда в Москву в начале августа по 23 октября и прерывается приездом Антона Павловича в Москву с пьесой «Три сестры» до половины декабря, когда Антон Павлович отправляется на юг Франции, в Ниццу, где он прожил около трех месяцев, сильно волнуясь ходом работ в театре над постановкой «Трех сестер».

В Москве он смотрел «Когда мы — мертвые пробуждаемся». К Ибсену Антон Павлович относился как-то недоверчиво и с улыбкой, он казался ему сложным, не простым и умствующим. Постановке «Снегурки» А. П. тоже не очень сочувствовал; он говорил, что мы пока не должны ставить такие пьесы, а придерживаться пьес типа «Одиноких». Переписка тянется с 11 декабря 1900 г. по 18 марта 1901 г. В начале апреля я ненадолго приезжала в Ялту, а с половины апреля идет опять переписка.

В половине мяч 1901 г. Антон Павлович приехал в Москву. 25 мая мы повенчались и уехали по Волге, Каме, Белой до Уфы, откуда часов 6 по жел. дор. в Андреевский санаторий, около ст. Аксеново. По дороге навестили в Нижнем Новгороде А. М. Горького, отбывавшего домашний арест.

В Аксенове Антону Павловичу нравились природа, длинные тени по степи после шести часов, фурканье лошадей в табуне, нравились флора, река Дема (Аксаковская), куда мы ездили однажды на рыбную ловлю. Санаторий стоял в прекрасном дубовом лесу, но устроен был примитивно и жить было ему неудобно при минимальном комфорте. Даже за подушками пришлось мне ехать в Уфу. Кумыс сначала пришелся по вкусу Антону Павловичу, но вскоре надоел, и, не выдержав 6 недель, мы отправились домой в Ялту через Самару по Волге до Царицина и на Новороссийск. До 20 августа мы пробыли в Ялте, затем мне надо было возвращаться в Москву, — возобновлялась театральная работа.

И опять начинаются разлуки и встречи, только расставания становятся еще чувствительнее и мучительнее, и уже через несколько месяцев после первой же из них я стала сильно подумывать не бросить ли сцену. Но рядом вставал вопрос, — нужна ли Антону Павловичу просто жена, оторванная от живого дела; я чуяла в нем человека-одиночку, который, может быть, тяготился бы ломкой жизни своей и чужой. И он так дорожил связью через меня с театром, возбудившим его живейший интерес.

Я невольно с необычайной остротой вспомнила все эти переживания, когда много лет спустя, при издании писем Антона Павловича, я прочла его слова, обращенные к А. С. Суворину еще в 1895 г.: «Извольте, я женюсь, если вы хотите этого. Но мои условия: все должно быть, как было до этого, то есть она должна жить в Москве, а я — в деревне (он жил тогда в Мелихове), и я буду к ней ездить. Счастья же, которое продолжается изо дня в день, от утра до утра, я не выдержу. Я обещаю быть великолепным мужем, но дайте мне такую жену, которая, как луна, являлась бы на моем небе не каждый день».