Антон Чехов - Воспоминания современников об А. П. Чехове

— Какой мужчина, какой мужчина!

А. П-ч расспрашивал о преосвященном Михаиле, потом я ему посылал книжку преосвященного «Над евангелием» — думы покойного епископа по поводу некоторых евангельских речей и событий.

Мысль об архиерее, очевидно, стала занимать А. П-ча.

— Вот, — сказал он как-то, — прекрасная тема для рассказа. Архиерей служит утреню в великий четверг. Он болен. Церковь полна народом. Певчие поют. Архиерей читает евангелие страстей. Он проникается тем, что читает, душу охватывает жалость ко Христу, к людям, к самому себе. Он чувствует вдруг, что ему тяжело, что он может скоро умереть, что может умереть сейчас. И это его чувство — звуками ли голоса, общей ли напряженностью чувства, другими ли, невидными и непонятными путями — передается тем, кто с ним служит, потом молящимся, одному, другому, всем. Чувствуя приближение смерти, плачет архиерей, плачет и вся церковь.

И вся церковь вместе с ним проникается ощущением смерти, неотвратимой, уже идущей. Преосвященный Петр (архиерей чеховского рассказа) тоже служил прежде за границей, к нему приезжает мать, вдова сельского дьякона, он читает евангелие страстей. О служении его всенощной под вербное воскресенье говорится так: «И почему-то слезы потекли у него по лицу. На душе было покойно, все было благополучно, но он неподвижно глядел на левый клирос, где читали, где в вечерней мгле уже нельзя было узнать ни одного человека, и — плакал. Слезы заблестели у него на лице, на бороде. Вот вблизи еще кто-то заплакал, потом дальше кто-то другой, потом еще и еще, и мало-помалу церковь наполнилась тихим плачем».

Если припомним все это, то связь рассказа с карточкой преосвященного Михаила и с планом рассказа, о котором говорит Антон Павлович, будет очевидна.

Впрочем, рассказ появился в печати года три спустя. Таврическим епископом был уже преосвященный Николай, ныне архиепископ варшавский. И когда рассказ был напечатан, в Ялте заговорили, что А. П-ч описал в рассказе именно этого епископа.

Почему заговорили об этом?

Может быть, потому, что преосвященного Михаила уже мало кто помнил; может быть, слышали, что по делу о греках А. П-ч был у преосвященного Николая.

Эти разговоры дошли до Чехова. Помню, он сказал:

— Слушайте, говорят, что я описывал вашего архиерея; вздор, я не имел его в виду. И если кто при вас будет это говорить, так и скажите, что вздор.

Кого же А. П-ч описал в своем рассказе, какого архиерея?

Очевидно, никакого в частности. Его архиерей имеет некоторое отношение к преосвященному Михаилу, нов общем, как характер, как личность, не похож на него.

Я попал в Ялту совершенно случайно.

В 1896 году, после окончания Московской школы живописи, ваяния и зодчества, меня пригласили на строительство здания Московской консерватории. Через год здание консерватории было закончено, и я приступил к работе на строительстве здания Курского вокзала. Две эти ответственные стройки, доставшиеся мне сразу же после студенческой скамьи, потребовали от меня большого нервного напряжения и отняли много сил. В 1898 году, закончив строительство вокзала, я решил ненадолго уехать отдохнуть в Крым.

Уезжая на юг, мне и в голову не могло прийти, что эта поездка изменит все мои дальнейшие жизненные планы и сделает меня в течение нескольких десятилетий постоянным жителем Крыма.

И виной всему — встреча с Чеховым.

…На набережной Ялты, в самом центре города, находилась книжная лавка известного ялтинского книгопродавца Синани. К слову сказать, продавал он не только книги, но и всевозможные табачные изделия. Торговля шла бойко, в его лавке всегда было шумно и людно. Лавка Синани была, пожалуй, единственным местом, куда охотно приходили и где встречались друг с другом отдыхавшие в Ялте известные русские писатели, поэты и художники. Я стал часто навещать Синани и постепенно сблизился с ним. Однажды Синани взял меня под локоть и, не говоря ни слова, подвел к высокому, худощавому человеку в пенсне, который, стоя у прилавка, просматривал только что полученные книжные новинки.

Как сейчас помню:

— Антон Павлович, позвольте представить вам нашего гостя — молодого московского архитектора Шаповалова. Его, так же как Толстого, зовут Лев Николаевич, — сказал Синани улыбаясь.

Антон Павлович обернулся, пристально взглянул, улыбнулся и протянул руку.

— Чехов, — сказал он глухим грудным голосом.

Так состоялось мое знакомство с Антоном Павловичем.