Виктор Троегубов - Жизнь в «Крематории» и вокруг него

На одной из следующих остановок Григорян и еще несколько наших вышли размять ноги, а по возвращении Армен начал активно возмущаться очередными антисемитскими речами проводника: во время загрузки в вагон тот успел вновь выплеснуть кучу гадостей. Серега Третьяков, выросший в простой среде, в народе, которому годами, еще при царизме, внушался постулат «бей жидов, спасай Россию», не понял, о чем идет речь, и вякнул под руку подвыпившему лидеру что-то типа: «И нам без евреев только лучше будет!». Григорян, изумленный подобной противофазой собственного бас-гитариста, не сдержался и при всех обидел Серегу (не буду уточнять как именно). В общем, через несколько минут мажорный настрой компании был полностью нарушен. Серега покинул купе, а следом за ним по одному – якобы чтобы покурить – стали разбредаться и другие участники группы. Настал миг, когда в купе с Арменом остались только трое: Дарья, я и оператор группы Сергей Овсянников. Причем вся эта троица пыталась объяснить Армену, что он совершает ошибку. Ну погорячился, с кем не бывает! Но ведь исправить оплошность проще простого. Даже прощения просить не надо, выпей с Третьяковым и скажи что-нибудь типа: «Ладно, Серега! Всякое бывает». Но Григорян заерепенился: «А чего он евреев оскорбляет? А как же наш друг Мишка Россовский?». Тут я и сказал Армену, что Россовский здесь ни при чем, и что он сам (Армен) в горячие моменты тоже допускал отнюдь не безобидные слова в адрес того же Мишки. Но, как я уже говорил, не каждый умеет исправлять свои оплошности или хотя бы признавать их. И я тотчас услышал от Григоряна, «что слишком разговорился и сам могу в два счета вылететь из группы». Всему есть свой предел, и я сказал:

– Зачем же вылетать? Я могу покинуть «Крематорий» свойственным для человека способом, то есть уйти ногами!

После этого я «стрельнул» у Овсянникова сигарету и вышел в тамбур. Там было жутко накурено: с момента ухода из купе все смолили одну за другой и обсуждали происшедшее. Причем абсолютно все – Мурашов, Россовский и Сараев – были единодушны и расценивали оскорбление Третьякова как нечто недопустимое. Но больше всех неистовствовал Серега, который хотел идти собирать вещи и выходить на ближайшей станции для возвращения домой.

Такая резкая позиция никого кроме Сереги не устраивала, и все наперебой уговаривали его одуматься. Я тоже включился:

– Серега, ты едешь выступать не для Армена, а для кишиневской публики. Тебя ждут! И, кроме зрителей, ты подведешь всю группу. Отыграй концерты, и, если к тому моменту ты не изменишь своего решения, я постараюсь отправить тебя в Москву самолетом.

Мы уговаривали Серегу не меньше часа, и лишь после того вернулись в купе. Армен уже спал, а мы хлопнули по маленькой и начали укладываться. После всей этой истории на душе у всех было гнусно и муторно…

Утро было замечательным. В окна светило яркое южное солнце, и даже ритмичный стук колес являлся жизнеутверждающим. Казалось, что вчерашняя история – некое недоразумение, не стоящее выеденного яйца. Проще всего было бы изобразить, что ничего не произошло вообще. Но выражение лица Сереги Третьякова вряд ли стоило игнорировать, тем более что он нашел момент напомнить мне об обратном билете.

Армен, напротив, вел себя как ни в чем не бывало. Не без ощущения ирреальности происходящего я спросил, хорошо ли он помнит предыдущий вечер. Он ответил утвердительно, добавив, что в чем-либо виноватым себя не считает. Дальнейший разговор на эту тему становился абсолютно бессмысленным, и единственное, что я сделал, – это сказал Григоряну, что хочу поселить его с Дарьей в одной квартире с Серегой, а там пусть сами выясняют отношения. Против этого он не возражал, и я надеялся, что неразрешимая ситуация под влиянием обыденного хода событий рассосется сама собой.

Встречавшие нас устроители концертов на автобусе развезли нас по квартирам молдавских рокеров. Я оказался гостем лидера кишиневской рок-группы «Ракетобиль» Андрея Заноги, но уже через пару часов поочередно посетил всех музыкантов «Крематория». В основном, все были довольны: принимали нас гостеприимно, благо что проблем с вином в Молдове не существовало никогда. На квартире, где жили Григорян с Дарьей и Третьяков, все казалось благополучным, но никаких шагов по примирению Армен так и не предпринял…

Кишиневские концерты проходили в небольших зальчиках мест этак на 300 – 400, но набивались эти помещения под завязку. После первого концерта, состоявшегося на следующий день после приезда, я перебрался на квартиру к Григоряну и Третьякову. Вызвано это было тем, что жить одному, вдали от всех, а стало быть и от места выполнения своих административных и директорских функций, было просто неудобно. К тому же эта квартира располагалась вблизи зала, и мы производили финансовые расчеты именно здесь, а не в закулисной суете. Набегавшийся в последние дни организатор кишиневских концертов Слава Дынго, с которым мы начали выпивать еще в зале, на квартире усугубил и прикорнул на диванчике. Правда через полтора часа он встал, взял портфель и на полном автопилоте отправился домой.