Виктор Троегубов - Жизнь в «Крематории» и вокруг него

Нам выдали запись, и мы начали разучивать вокальные арии. Это было не так уж просто, но мне, имевшему большую практику «съема» западной рок-музыки, удалось справиться с поставленной задачей. И получилось у меня совсем неплохо, так как, прослушав мои версии, Сергей Мелконян поручил мне одну из центральных ролей спектакля, а именно роль Души Франсуа Вийона. Что касается Армена, то в нем всегда преобладал автор, а исполнение было не самой сильной его стороной. Прослушав его исполнение заданных партий, режиссер уговорил его стать в данном спектакле… осветителем. Григорян поначалу отказывался, но Сергей Андреевич Мелконян мог убедить кого угодно. Во втором спектакле, пьесе Лотара «Король-арлекин», мы с Арменом играли придворных музыкантов, но это были роли второго плана.

Итак, мы выехали на гастроли в Ереван. Конечно, с нашей стороны, этот поступок был дикой авантюрой. Во-первых, каждый больше чем на месяц бросил свою работу по распределению (после окончания института) – отпроситься не удалось, во-вторых, согласились ехать, почти не зная ролей. На самом деле, нам так хотелось поработать над обещанным спектаклем по нашим песням, что мы бросились в этот омут с головой. Но, как это часто случается, что-то изменилось в планах режиссера, и наши надежды остались надеждами. В активе (или пассиве?) был накоплен лишь опыт шестидесяти или семидесяти выходов на театральную сцену в вышеуказанных спектаклях…

Театральная семья имеет ряд специфических особенностей, при которых люди свободолюбивые неизбежно вступают в конфликты. Армену это грозило меньше, чем мне. Ведь он жил в городе на квартире у родственников, а я – в гостинице со всей труппой, и здесь царили не совсем понятные мне законы. Во-первых, нам было запрещено выходить в город без разрешения режиссера. Согласитесь, это ущемляет личную свободу. Но не это было главным, и, если говорить честно, – особого желания шляться по Еревану в середине 80-ых с длинными волосами не возникало. Но и наша гостиничная жизнь была опутана какими-то внутренними интригами, которые человек со стороны понимает не сразу. Да и с финансовой подоплекой наших спектаклей не все было прозрачно, и мы с Арменом очень скоро поняли, что деньги нам не светят. Сложилась парадоксальная ситуация: 1) нам не было особо интересно на театральной сцене, особенно в потогонном режиме двух ежедневных спектаклей; 2) за эту нелегкую работу мы не получали ни копейки; 3) наша главная цель в виде спектакля на наши песни уже стала иллюзорной. Спрашивается, для чего все это было нам нужно? К тому же я знаю за собой одну не самую удобную для окружающих черту: говорить правду чаще, чем это стоит делать. Я пару раз высказал свое мнение о царящих в труппе законах, чем нажил себе не только друзей, но и врагов…

Правильно говорят, что плохое забывается быстрее, чем хорошее, и я помню массу интересных фрагментов, связанных с нашей театральной жизнью. Я жил в одном номере с самым талантливым, на мой взгляд, актером театра Володей Власенко, которого ереванская публика наградила прозвищем «арлекин Высоцкий». Он не только был абсолютно органичен на сцене, но и довольно неплохо пел (он и его жена через пару лет споют вторые голоса на альбоме «Кома»). В финальной, кульминационной сцене рок-оперы «Франсуа Вийон» мы с ним пели вдвоем, и немало зрительских слез было пролито в эти мгновения. Но Вова был хорош не только при исполнении служебных обязанностей, погулять он был тоже не дурак, так что мы с ним быстро спелись не только на сцене… Как-то после спектакля нас пригласил в свою мастерскую местный художник-авангардист. На следующий день мы сходили к нему, попили коньячку и посмотрели его работы. На одном холсте в бурю мазков были вдавлены реальные предметы, среди которых был шприц и несколько пустых ампул, – мысль художника была предельно понятна. Когда мы вышли на улицу, Вова несколько раз в сердцах повторил: «Вот, сука, наркоман!». Власенко был родом из Грозного, где покурить травы считается чем-то абсолютно естественным, – он сам рассказывал, что у каждого двора есть своя «плантация» анаши. Да и сам Володя был не против курнуть «в легкую», так что нас с Арменом крайне удивило его волнение. «Так то – курить, а он-то колется! Вот, сука, наркоман!»…

В любой театральной семье есть доброхоты, которые рады услужить начальству любым способом, даже доносом. Так и произошло, и несколько моих свободолюбивых мнений узнала администрация театра. Продолжением стали претензии администратора театра, вылившиеся в мою с ним банальную драку. Все это случилось в двадцати метрах от машины, которая должна была отвезти меня и Армена в аэропорт. Но финал этой истории был еще более кинематографическим. В двух шагах от нашей битвы вдруг затормозили две черные «волги», и оттуда выскочили крепкие молодцы. Они заломили мне и моему противнику руки, сунули нас в машину и повезли в участок. Некоторое время я еще видел в заднее стекло машину, на которой ехал Армен со своими друзьями, потом она пропала. Наш самолет вылетал через полчаса, билет был у меня в кармане, но конвоирам на это было наплевать… Объяснение всей истории оказалось предельно простым. Начальник милиции города Еревана и его опергруппа заметили нашу драку из окна машины. Конечно, опергруппа получила приказ вмешаться. Вот таким образом я и получил шанс провести полгода на армянской зоне, так как мне пытались инкриминировать преднамеренное нападение на человека. Слава богу, что мои друзья из труппы не побоялись гнева начальства и дали показания, что драку спровоцировал мой противник. Да и Армен исчез лишь для того, чтобы сдать авиабилеты. Затем он поднял на ноги своих ереванских родичей, и им удалось родственными каналами выйти на самого начальника ОБХСС республики Армения. Вследствие действий столь многочисленных и мощных заступников, я был отпущен, и меня даже еще не успели обрить – хотя сие было уже весьма близко…