Терентий Новак - Пароль знают немногие

Крепко обнимаю. Привет всем товарищам. До встречи в свободном от оккупантов Ровно!

В. Б.»

На загородной явке, в домике Николая Ханжи, в этот раз присутствовали Мария Жарская, Федор Шкурко, Николай Поцелуев, Федор Кравчук, Владимир Соловьев, Иван Луць — все оставшиеся в живых члены подпольного Центра. Я смотрел на близких мне боевых друзей и, помимо воли, думал о погибших. Когда-то Иван Иванович сказал, склонившись над безжизненным телом бабушки Ксении: «Первая жертва в нашей организации...» Теперь в наших рядах не было Виталия Поплавского, Прокопа Кульбенко, Александра Гуца, Сергея Борко и многих других. Не стало Настки Кудеши, никогда не унывавшей, не страшившейся никакой опасности, верной нашей подруги и боевого товарища, которую все мы любили за доброе сердце, за мужество, за беззаветную преданность общему делу.

Я перевел взгляд на Луця. Худой, узкоплечий, похожий на подростка, он за последние дни как бы стал еще меньше ростом, придавленный свалившимся на него горем, о котором (мы это знали) он не станет кричать, никому не пожалуется на свою судьбу. За внешней суровостью и сдержанностью моего друга скрывалось нежное, любящее, чувствительное сердце, полное неизбывной печали. Только тот, кто очень близко знал Ивана Ивановича, мог в полной мере понять и достойно оценить его выдержку. Каких неимоверных усилий стоило ему вот так сидеть рядом с боевыми товарищами, говорить о делах и ни взглядом, ни одним словом не показать, что происходит у него на душе!

Никто не видел, как умирала Настка. Мало что было известно об обстоятельствах ее смерти и связному Василия Андреевича Бегмы. Он рассказал мне обо всем, что произошло, в нескольких словах.

Разведчики областного партизанского штаба, возглавляемого секретарем подпольного обкома, узнали от местных жителей, что молодая женщина, по внешнему описанию похожая, как определил командир разведгруппы, на связную ровенских подпольщиков, схвачена в лесу не то жандармами, не то националистами. Что с ней произошло потом? Куда ее увезли? На эти вопросы никто из крестьян ответить не мог. Тогда Василий Андреевич приказал трем партизанским группам прочесать лесной массив в районе предполагаемого пути, по которому Настка должна была возвращаться в Ровно. Ее труп партизаны обнаружили на следующий день на лесной поляне. Руки Настки были связаны за спиной, тело во многих местах обожжено. Вероятно, Кудешу долго мучили, пытали, прежде чем прострелили ей грудь очередью из автомата...

Горестным молчанием встретили весть о гибели Настки члены подпольного Центра. Мария Жарская не выдержала, зарыдала. К ней подошел Луць, взял ее за руку, негромко произнес:

— Не надо, Маша, плакать. Она не любила слез. Да и собрались мы сюда не для того...

Он сказал то, что нужно было сказать; мы действительно собрались не затем, чтобы оплакивать Настку — слезами горю не поможешь. Заседание подпольного Центра, в состав которого накануне был введен Владимир Соловьев, я созвал для того, чтобы ознакомить товарищей с письмом секретаря обкома и наметить план дальнейших действий в новой обстановке, в условиях предстоявшего изгнания немецких оккупантов с Ровенщины.

Убедительными вестниками того, что пора очищения волынских земель от иноземных пришельцев уже не за горами, были так называемые «беженцы» из восточных областей, число которых росло день ото дня. Заслышав гром канонады советской артиллерии, подгоняемые страхом ответственности за совершенные преступления, фашистские прихвостни заранее, опережая отступавшие под мощными ударами советских войск полчища оккупантов, спешили удрать на запад. В самом Ровно и в окрестностях города все чаще появлялись нагруженные до предела мешками, тяжелыми ящиками, сундуками пароконные подводы, на которых восседали вместе со своими домочадцами бывшие полицаи, бургомистры, старосты и всякая иная сволочь. Изголодавшимися хищниками набрасывались они на пригородные хутора и села. Фашисты не заботились о своих холуях, не обеспечивали их ни продовольствием, ни транспортом, ни ночлегом, но и не препятствовали их разбою. Недавние помощники оккупантов, разбойники и бандиты по натуре, еще более озверевшие от неудач гитлеровских войск на фронте, завшивевшие в кочевых таборах, обремененные семьями, награбленными пожитками и безнадежностью, они с ожесточением обирали крестьян, отнимали у них все, что могли, лишь бы набить утробу. Между «беженцами» и крестьянами окрестных деревень вспыхивали яростные стычки: местные жители дорогой ценой спасали от предателей и изменников скот, хлеб, одежду.