Я слушал Федора, и воспоминания вели меня в недалекое прошлое. Вспомнилось простое, ничем не примечательное лицо Порфирия, владимирецкого коммуниста, его привычка покашливать при разговоре, взвешивать каждое слово, прежде чем сказать что-либо. Вместе с Порфирием мы некоторое время находились в одной камере, когда меня схватили польские жандармы и бросили в тюрьму. Познакомился же с ним я гораздо раньше. Через него мы, гощанцы, в ту пору поддерживали связи с коммунистами и комсомольцами Полесья. Должен был знать Порфирия и Кравчук, хотя, возможно, не встречался с ним лично.
Значит, Порфирий по-прежнему во Владимирце. Что он делал в течение почти двух лет оккупации? Чем занимался? Почему только теперь решил искать пути сближения с давними товарищами по борьбе? Откуда ему стало известно, что я не эвакуировался в свое время, не ушел на восток вместе с отступавшей Красной Армией, а остался здесь, на оккупированной территории? Может, это его первая попытка выяснить, кто уцелел из старых друзей?
Между тем Федор продолжал:
— Спрашиваю я паренька: «С каким делом, с каким заданием послал тебя Порфирий на розыски Терентия Новака?» Петька поначалу мялся, не очень доверчиво смотрел на меня исподлобья. Вижу, хочет что-то сказать паренек, да опасается. Потом решился: «Дядько Порфирий велел, если я сумею разыскать Новака, передать, что к нему, дядьке Порфирию, значит, приехал в гости Василий Андреевич и очень интересуется здоровьем Терентия Федоровича...»
При последних словах Федора я рывком поднялся, чуть не опрокинув скамейку. Кравчук, видно, волновался не меньше меня.
— Дальше я не мог выудить из мальчишки ни слова, — закончил он, тоже вставая. — Вижу, у него глазенки слипаются. Сомлел парнишка. Уложил я его спать. Решил, как только начнет светать, двинемся мы вместе с ним к вам в Ровно. Побежал к Лукашу Мовчанцу предупредить, что завтра отлучусь на день в город. Когда вернулся, гляжу, нет паренька в хате: удрал. Я думал, может, он все-таки к вам направился, ведь при разговоре я намекал ему, что хотя вы и директор фабрики, но это, дескать, не страшно, так надо, и Василий Андреевич будет рад, когда узнает, что Терентий Новак жив и здоров. А выходит, не был у вас Петька? Не иначе сразу во Владимирец подался. Ведь дело свое он сделал, все, что ему Порфирий наказывал, выполнил...
Сначала упоминание Лунькова о совещании коммунистов Владимирецкого района, на котором будто бы выступал депутат Верховного Совета СССР. Затем разговор с полковником Медведевым о возможном прибытии на Ровеншину секретаря обкома партии. И наконец, этот мальчишка. Теперь у меня не было никаких сомнений. Да, во Владимирце находится не кто иной, как Василий Андреевич Бегма, секретарь обкома партии!
В те минуты меня и моих друзей отделяло от секретаря обкома немалое расстояние. Чтобы добраться во Владимирец, надо было преодолеть вражеские заслоны. Но сам факт появления в тылу врага, на оккупированной Ровенщине депутата Верховного Совета, секретаря обкома, мысль о том, что партия, ее Центральный Комитет направили опытного партийного руководителя, одного из государственных деятелей в захваченные фашистами районы, наполняли меня, рядового бойца-коммуниста, чувством безграничной радости и такой гордости, которую невозможно передать словами.
«Пусть все то, что сделано и делается нами в Ровно, лишь малая капля в океане общих усилий народа, несущего на своих плечах неимоверную тяжесть жестокой войны, — размышлял я. — Пусть скромен наш вклад в борьбу с врагом! Пусть так. Но то, что мы сделали и продолжаем делать в логове врага, мы выполняем честно, как подобает коммунистам, патриотам. И пока мы живы, пока бьются наши сердца, мы будем по-прежнему твердо стоять на указанном нам рубеже. Мы — простые советские люди. Не всем нам выпало счастье учиться, получить образование. Университетами для многих из нас были тюрьмы панской Польши, фашистские концентрационные лагеря. Может, мы не все умеем, не все нам удается делать так, как бы хотелось. Мы продолжительное время были солдатами, лишенными возможности докладывать командованию о своих боевых делах и спрашивать совета. Мы не получали приказов, действовали по велению сердца и своей совести. И несмотря ни на что, мы остаемся честными бойцами! А это — главное».
Теперь, окончательно убедившись в том, что секретарь обкома Василий Андреевич Бегма здесь, на оккупированной врагом Ровенщине, я всем своим существом понял, почувствовал, какое это огромное событие для советских патриотов, ни на час не прекращавших борьбы с врагом в его тылу.
Читать дальше