— Я принесу фаршированную рыбу, — вставила теща. — Кошерную, — добавила она.
— Кошерную, — раздумчиво повторил доктор Мильман. — Ладно. Я поговорю кое с кем. Есть идея.
Мой взгляд отрешенно скользил по высокому потолку, в то время как каталка, на которой меня распластали, мягко скользила вдоль длиннющего коридора госпиталя, что вел в операционную.
В «коконе» из зеленой антисептической ткани я едва узнал бравого доктора Мильмана в окружении таких же безликих «коконов» — ассистентов и сестер. «Коконы» оживленно переговаривались, обсуждая вчерашнюю игру в регби между спортсменами городка Элизабет и столицей штата, затрапезного Трентона…
— Я здесь, я здесь, — произнесла из «кокона» Софочка Фейгина, мой добрый ангел и переводчица. — Анализы и тесты ваши весьма приличные. Не волнуйтесь, все будет о’кей! Смотрите в телевизор, сейчас начнем.
Огромные телеэкраны размещались всюду, куда бы ни падал взгляд. Приготовившись к болевым ощущениям, я лежал не менее пятнадцати минут с выпростанной правой рукой, у которой суетились «коконы», и наблюдал, как по экрану телевизора, под тихую музыку Шопена, ползут какие-то шнуры…
Оказывается, операция давно началась. А шнуры — это зонд-катетер. Вот шнур обхватил какой-то темный пульсирующий ком. Остановился, шевеля щупальцами, словно осьминог. И вновь обхватил ком, но уже с другой стороны…
— Это ваше сердце, — проговорила доктор Фейгина.
— Где?! — изумился я. — Этот вот… комок называется «мое сердце»?
Я был разочарован. Я надеялся увидеть краснокожего туза червей, а узрел какого-то каучукового джокера неопределенной масти, которого ласкали щупальца «осьминога»…
Через сорок минут меня увезли в палату. Вскоре появилась доктор Фейгина и сообщила, что с сосудами все в порядке, никаких бляшек не обнаружено, показаний для операции нет. О чем через два дня, когда я буду выписываться из госпиталя, и будет дано письменное заключение с цветными фотографиями. Что касается оплаты за услуги госпиталя, то вопрос снят. Совет директоров решил пойти навстречу такому высококлассному специалисту, как доктор Мильман, и списать расходы в счет погашения налога. Благо наступает пора общеамериканского годового налогового отчета…
В детали я уже не вникал, радуясь такой невероятной «халяве».
Через неделю я вытащил из почтового ящика белый продолговатый конверт с логотипом госпиталя «Сан-Элизабет».
Недоброе предчувствие охватило меня. Из лифта я вышел на мягких ногах…
Глянцевая распечатка предлагала незамедлительно оплатить счет за коронарографию сердца в размере «восьми тысяч двести шести долларов сорока центов» и транспортные расходы в размере «четырнадцати долларов ровно»…
— Так я и знала! — Евгения Самойловна заломила руки, разыскивая в груде лекарств белую пуговицу валидола.
Я ее понимал — такой сюрприз. А всему виной ее добрый порыв. И главное, коронарография ничего не показала, даже какую-нибудь зачуханную холестериновую бляшку…
Лена слабыми пальцами накручивала диск телефона, моля о том, чтобы врач Фейгина вышла на связь, иначе нам до утра не дожить.
Успокаивала всех Ириша. «Это все штуки компьютера, — безапелляционно заявила доченька. — Я и думать об этом не хочу».
Но и она волновалась. С такими долгами в Америке шутки плохи…
— У вас в доме есть туалет? — поинтересовалась доктор Фейгина. — Бросьте в унитаз распечатку и спустите воду. Еще месяц компьютер будет слать вам распечатку, пока не сменят дискету. Спите спокойно.
И верно. Я раз десять вытаскивал из почтового ящика белый конверт со зловещим предупреждением и швырял его в унитаз, выполняя предписание врача Софочки Фейгиной.
Конечно, я благодарен всем, кто принял участие в этой, в сущности, не столь уж и веселой истории, но более всего я благодарен судьбе, подарившей мне такую удивительную штуку, как мицва.
Переводчик с польского Евгений Невякин, мой давний приятель, заместитель главного редактора журнала «Нева», смотрел на меня кофейными индусскими глазами и рассказывал о своем сыне. Медное вечернее солнце ломилось в витринное окно эркера его редакционного кабинета, что глядело на Дворцовую площадь, и отражалось костром на обширной лысине, распаляя вдохновение.
Рассказ меня заворожил. Рассказ о том, как сын Невякина Вадим, журналист по образованию, замесил «крутое дело» — стал президентом крупной торгово-закупочной компании «Кронверк» с многомиллионным оборотом. А вокруг этого факта накручивались живописные детали суетливого времени конца восьмидесятых и начала девяностых годов, вызванные азартом гона, что испытывают гончие псы при звуках охотничьего рога.
Читать дальше