Феликс Дзержинский - Дневник заключенного. Письма

Из задач, которые стоят перед тобой в Москве, самая важная сейчас – работа среди пленных. Надо их завоевать на нашу сторону, надо привить им наши принципы, чтобы потом, вернувшись в Польшу, они были заражены коммунизмом. Надо окружить их товарищеской заботой, чтобы наши слова не были мертвы. Надо их привлечь к работе в самой России, чтобы они почувствовали душу новой России, пульс ее жизни, чтобы все недочеты и недостатки они воспринимали как то, что мы преодолеваем и преодолеем. Пришли нам подробный отчет о всей работе, о людях, органах, программе, средствах и т. д…

Твои Фел[икс]

С. С. Дзержинской

[Новониколаевск [168]] 22 января 1922 г. [169]

Зося моя!

…Здесь работы очень много, и идет она с большим трудом. Она не дает тех результатов, которых мы ожидали и к которым я стремлюсь. Чувствую, что там, в Москве, не могут быть нами довольны. Но работа здесь была так запущена, что для того, чтобы наладить все, нужно более продолжительное время, а Республика ожидать так долго не может. Итак, работаем мрачные, напрягая все силы, чтобы устоять и чтобы преодолеть все новые трудности. Конечно, вина наша – НКПС. Мы не предвидели, не обратили внимания месяца 3–4 тому назад. Правда, сюда приезжал Емшанов, [170]но ничего здесь не сделал. Я чувствую на него большую обиду. Я вижу, что для того, чтобы быть комиссаром путей сообщения, недостаточно хороших намерений. Лишь сейчас, зимой, я ясно понимаю, что летом нужно готовиться к зиме. А летом я был еще желторотым, а мои помощники не умели предвидеть.

Видишь – невеселое у меня настроение, и это, может быть, влияет на результаты моей работы и не дает мне возможности отдохнуть и избавиться от усталости. Я чувствую себя утомленным, хотя в сравнении с Москвой у меня работы меньше. Как долго я здесь останусь – не знаю. Думаю, что до марта, – раньше я выеду, если меня отзовут или если удастся довести вывозку продовольствия до нормы. Я здесь нужен, и хотя не видно непосредственных результатов, но мы проводим большую работу, и она даст свои результаты, она приостановила развал, она начинает сплачивать усилия всех в одном направлении и дает уверенность, что трудности будут преодолены. Это меня поддерживает и придает сил, несмотря ни на что… Целую вас обоих крепко.

Твой Феликс

С. С. Дзержинской

[Омск] 7 февраля

1922 г.

Зося моя дорогая!

Тебя пугает, что я так долго вынужден буду находиться здесь, возможно, что я смогу выехать в первых числах марта, не знаю, но я должен с отчаянной энергией работать здесь, чтобы наладить дело, за которое я был и остаюсь ответственным. Адский, сизифов труд. Я должен сосредоточить всю свою силу воли, чтобы не отступить, чтобы устоять и не обмануть ожиданий Республики, вибирский хлеб и семена для весеннего сева – это наше спасение и наша опора в Генуе. [171]

Не раз я доходил здесь до такого состояния, что почти не мог спать – и бессильный гнев наводил меня на мысль о мести по отношению к этим негодяям и дуракам, которые здесь сидят. [172]Они нас обманывали – здесь было совершенно пустое место. А среди масс, даже партийных, было равнодушие и непонимание того, какой грозный период мы переживаем. Нам самим нужно было заняться всем – связать между собой и с округом разрозненные части вытянутой нити сибирских дорог. Необходимо наблюдать за каждым распоряжением, чтобы оно не осталось на бумаге, необходимо было всех поднять, чтобы приняли участие в выполнении поставленной перед нами боевой задачи. Я вынужден сдерживать свой гнев, чтобы окончательно не разрушить организацию.

К тому же и в политическом отношении здесь неблагополучно. Дает себя знать рука эсеров и агентов Японии. В такой атмосфере я должен здесь работать. Правда, я имею с собой дельных помощников – партийных товарищей и спецов – и в конечном счете надеюсь, что мы свою задачу выполним. Но так выехать отсюда я не могу, несмотря на то, что здесь очень тяжело… и я хотел бы вернуться скорее.

Я не мог бы никому смотреть в глаза, и это было бы для меня невыносимой мукой, она отравила бы нам жизнь. Сегодня Герсон [173]в большой тайне от меня, по поручению Ленина, спрашивал Беленького [174]о состоянии моего здоровья, смогу ли я еще оставаться здесь, в Сибири, без ущерба для моего здоровья. Несомненно, что моя работа здесь не благоприятствует моему здоровью. В зеркале вижу злое, нахмуренное, постаревшее лицо с опухшими глазами. Но если бы меня отозвали раньше, чем я сам мог бы сказать себе, что моя миссия в значительной степени выполнена, – я думаю, что мое здоровье ухудшилось бы. Меня должны отозвать лишь в том случае, если оценивают мое пребывание здесь как отрицательное или бесполезное, если хотят меня осудить как наркомпути, который является ответственным за то, что не знал, в каком состоянии находится его хозяйство. Этот месяц моего пребывания и работы в Сибири научил меня больше, чем весь предыдущий год, и я внес в ЦК ряд предложений.