Михаил Марголис: Затяжной поворот: история группы «Машина времени»

Передовая информация долетала до нас в те годы, конечно, с опозданием. И «Вудсток-69» нам чуть позже достался, где-то в 70–71 годах. Его открыл нам Стас Намин. Мы слушали выступавших там артистов с утра до ночи, но к «битлам», все равно не остыли. Мы ими еще не наелись.

Появление Кавы в нашей компании стало колоссальным толчком, потому что у него уже были две настоящие электрические гитары и маленький усилитель. С их помощью можно было извлечь звук, который мы слышали на фирменных пластинках. Там даже имелось тремоло. Это сводило с ума. Я мог просто с утра до ночи сидеть и дергать за струны.

Репетировали вы тогда в школе, что несколько неожиданно. Вот уж откуда волосатых парней с электрогитарами советские педагоги должны были гнать в первую очередь!

У нас была учительница физики Тамара Александровна, которая нам благоволила. Она разрешала нам собираться в ее кабинете после уроков, и мало того, договорилась с завхозом, которого звали Федор Федорович Федоткин, чтобы он нам иногда давал установку «Кинап», которую использовали для показа учебных фильмов. Там были, на минуточку, две колонки по 12,5 ватт, очень громких. В них втыкались микрофон, гитара, и все получалось почти как надо.

Впрочем, так уж безоблачно все не было. Одна учительница потворствовала нашему увлечению, а несколько других ненавидели за это. Я, например, терпеть не мог химию, а химичка не любила меня и то, чем мы занимались. Приходилось нередко получать двойки и прогуливать ее уроки. С физкультурником, Игорем Павловичем, могла произойти та же история, но мы с ним договорились: он освобождает меня от физкультуры, а я за это учу его играть на гитаре. Ему очень хотелось петь песни Высоцкого.

Твой отец Вадим Григорьевич, известный архитектор, чем-то мог вам помочь?

Только тем, что постоянно слушал дома разную хорошую музыку, массу джаза, качественную западную эстраду и не препятствовал нашим занятиям. Мало того, как только нам что-то стало нужно, он из каждой своей зарубежной командировки, тратя все деньги, привозил то, что мы ему заказывали. Какие-нибудь динамики, струны, гитару, усилитель. В общем, снабжал нас, как мог.

Однажды у нас появился двадцативаттный усилитель «Асе tone». Об этом, видимо, быстро прознал Александр Градский, и блестящий барабанщик Юра Фокин, игравший с ним тогда в «Скоморохах», как-то сказал нам: «Если хотите послушать лучшую группу страны, подъезжайте тогда-то к дому Градского на Мосфильмовской улице, сядем вместе в „ рафик “ и поедем на концерт в Долгопрудный. Вы же дадите нам воспользоваться вашим аппаратом?» Мы, конечно, с радостью согласились. В Долгопрудном, к слову, было самое безопасное место, 8-я столовая, кажется, называлось, при институтской общаге. Там сейшены всегда заканчивались хорошо. Менты туда не приезжали.

Собственно, когда я услышал «Скоморохов», то понял, что нужно писать песни на русском языке. Первые песни у меня вышли совершенно нелепые – лирические, печальные, мрачные, безысходные. Чудовищные были тексты, как я теперь понимаю. Благо не многие из них сохранились. Но довольно скоро появились и какие-то стебовые вещи, типа «Я с детства выбрал верный путь».

В начале 70-х в Москве было полно рок-команд, недосягаемого, в нашем восприятии, уровня. Те же «Скоморохи», «Атланты», «Скифы», где фантастический гитарист Дюжиков один к одному снимал Элвина Ли… Периодически они играли – то в «Синей птице», то во «Временах года». На первых порах нас туда не пускали, поскольку мы были маленькими, но все равно как-то прорывались.

Мы поняли, что наше святое братство прекрасно, но если мы хотим быть группой, надо еще уметь играть. Постепенно выяснилось, что у кого-то с этим делом хуже, у кого-то лучше. У кого-то не получается совсем. Кавагое, например, за годы, проведенные в «Машине», перепробовал едва ли не все инструменты. Когда нам не хватало басиста, он играл на бас-гитаре, когда находили басиста, он садился за орган, когда мы лишились барабанщика, он сел за барабаны. Это было вполне объяснимо. Нам важнее все-таки была наша атмосфера, взаимопонимание, любовь к тому, что мы делаем, чем привлечение в группу постороннего человека, пусть и более профессионального.

К 71-му у «Машины» уже накопился определенный авторский материал. Ее репетиционная база переместилась из школьных помещений в культовый для столичного рока ДК «Энергетик», в состав команды влился Александр Кутиков, а Макаревич, пойдя по стопам отца, поступил в Московский архитектурный институт (МАрхИ). «Мы все еще находились тогда на низшей ступеньке исполнительского мастерства, – откровенно констатирует Макар, – говорить о каком-то нашем уровне было бессмысленно, но мы уже представляли, как надо делать».