Петр Михин - «Артиллеристы, Сталин дал приказ!» Мы умирали, чтобы победить

Потом отец перебрался жить и работать в Борисоглебск. Частная квартира, скромные заработки. По просьбе своих бывших партийных сокурсников работал у них в разных районах в качестве помощника. Сами они не в состоянии были наладить коммунальное хозяйство, спланировать дорожное строительство, вот он и выручал их. Потом стал жить в Борисоглебске, а там и война началась.

Три с половиной года отец провоевал рядовым в саперном батальоне. Под носом у немцев делал проходы в их минных полях и колючей проволоке, ставил свои мины и колючку перед нашим передним краем.

Был несколько раз ранен, в последний раз тяжело, пулей в голову, когда разминировал ночью проход перед немецким передним краем. Но ничем ни разу не был награжден. За всю Великую Отечественную не удостоился даже медали.

Когда в сорок шестом его пригласили получать медаль «За победу над Германией», он не пошел. Обиделся, наверное. Хотя нам ничего не сказал. Только иногда, вздыхая, он тихо и обреченно, почти про себя, говорил:

— Хитра Савельевна! — это он про советскую власть. А «Савельевной» называл ее для конспирации.

Саперным батальоном, в котором отец воевал в Отечественную, командовал молодой, неопытный, но очень заносчивый и задиристый капитан. Как он достиг этой должности и почему его на ней держали, неизвестно. Ведь сам он ни моста не умел построить, ни дорогу замостить, тем более переправу через реку обеспечить, не говоря уже колючую проволоку в три кола поставить. Минного дела боялся как огня. И близко не подходил, когда разминировали немецкие или ставили свои мины на передовой. Все дела организовывали взводные и ротные. А он, не зная дела, часто вмешивался в работы и требовал, чтобы делали так, как он говорит. Приказал на тонких ножках-спичках мост построить и добился. Но мост, только поехали по нему, сразу же развалился.

Опытные сорокалетние плотники, мой отец и двое его товарищей, обычно, молча, не возражая, игнорировали некомпетентные указания капитана и делали так, как подсказывал им опыт. Проявляя находчивость и мужество, они делали проходы для пехоты в минных полях и колючей проволоке под самым носом у немцев. Даже будучи легко раненными, не бросали дело, доводили его до конца. Когда пуля пробила отцу голову, товарищи вынесли его с передовой. Врачи в госпитале практически вытащили его с того света, а долечиваться отправили в другой госпиталь. Везли его в поезде, который проходил через Борисоглебск. Отец попросил, чтобы ему разрешили сойти в Борисоглебске долечиваться в местном госпитале. Так на несколько недель он оказался вблизи от дома.

И после госпиталей отец, как и его товарищи, попадал воевать снова в свой батальон. С радостью встречали их однополчане, особенно пехотинцы, для которых они проделывали проходы в минных полях и колючей проволоке.

Только вот злопамятный капитан не любил троицу своенравных стариков. Не молодых солдат, а именно их посылал работать в лютый мороз и ветер на верхотуру или в ледяную воду, тем более — на передовую. И никогда не поощрял. Но пережившие за свою более чем сорокалетнюю жизнь множество всяких невзгод, привыкшие подчиняться и покорно тянуть лямку, пожилые солдаты не держали зла на мальчишку-капитана. Не на него же, в конце концов, и не ему в угоду выполняли они смертельно опасную работу. Ради пехоты-матушки старались. А она всегда надеялась на них и была им благодарна.

После войны отец вернулся в Борисоглебск. Младший сын погиб на войне, я, старший, — в отъезде. Помыкав бесквартирное горе, в 1951 году решил уехать в Сталинград — традиционное пристанище крестьян из Боганы. Три года с нашей мачехой прожил в вагончике, работая на железной дороге. Потом получил на пригородной станции Садовая квартиру. Развел садик. Думал поработать еще, пожить. Но сказывалось тяжелое ранение головы. Все чаще стали навещать приступы головной боли, работа же плотника — на высоте; при сталинградской жаре часто кружилась голова, несколько раз падал со строительных лесов, повредил ногу. Артериальное давление — 200/110, а инвалидность врачи не дают. В пятидесятые годы было негласное указание: инвалидность не давать, побольше реабилитировать и снимать инвалидность с тех, кто ее уже успел получить.

Моей супруге, Варваре Александровне, потерявшей здоровье на войне, в 1951 году дали инвалидность, а через полгода отняли, выдали справку: может работать врачом, запрещается подниматься на второй этаж, ходить пешком, ездить на автотранспорте, утомляться и волноваться. Такого врача, хотя и прекрасного специалиста, на работу никто не брал. В 55 лет пенсию не дали: оказалось, надо было перед обращением проработать два года. И только на 72-м году жизни, в 1991-м, когда родная советская власть кончилась, дали минимальную пенсию. Законы по социальному обеспечению держались от народа в секрете. Оказалось, ей, капитану медицинской службы в отставке, еще в 1975 году была положена максимальная военная офицерская пенсия в 2000 рублей. Со скандалом мы вытребовали эту пенсию в 1999 году, но вскоре, в том же году, фронтовичка умерла.