Александр Рекемчук: Я ПИШУ ТЕПЕРЬ СОВЕРШЕННО ИНАЧЕ

— О систематичности работы я спрашиваю почему? Я с Юрием Марковичем говорил, и он в присущей ему эмоционально-шутливой манере восклицал: «Старик, я сажусь с десяти утра до четырех пишу свое. Потом перекуриваю, начинаю читать других». Таким образом, то есть, каждый божий день работал Нагибин, так и я работаю. Стол письменный у вас был, вам никто не мешал?

— Тогда «других» у меня еще не было. Стол письменный имелся, и, естественно, машинка, и мне никто не мешал писать. Это еще Ухта. Я не рвался вообще оттуда уезжать. Жил я там, в Ухте, на улице Мира. И я написал следующую повесть, под названием «Молодо-зелено». Отвез ее в Москву. Ее тоже напечатало «Знамя». И тоже взял «Мосфильм». Картину «Время летних отпусков» уже сделали. Начали снимать «Молодо-зелено» с Олегом Табаковым в главной роли. А в этот момент Никита Сергеевич был в Гагре в отпуске. К нему приехал Кваме Нкрума, президент Ганы. И разговаривать им было не о чем, общих тем было маловато. Никита ему предложил посмотреть кино. Тот согласился. Хрущеву дали список новых фильмов. И он, памятуя, что Алексей Аджубей прожужжал ему все уши насчет «Времени летних отпусков», выбрал именно этот фильм, и они сели в зале смотреть. Через полчаса Никита ушел сам и увел его, потому что он думал, что там будут пляжи, бабы, пальмы, в общем, все, что нужно для чернокожего президента. А показали зэков, Север, нефтепромыслы, замученных, задрыганных людей. Он возмутился конечно, и не хотел, чтобы товарищ Кваме Нкрума это смотрел. Но Хрущев не только ушел, он позвонил Фурцевой и устроил ей страшную выволочку. Фурцева позвонила на «Мосфильм», спросила: «Там есть еще что-нибудь Рекемчука». Радостно ответили: «Есть! Снимаем «Молодо-зелено». Фурцева говорит: «Закрыть!» И закрыли. Пошли ругательные рецензии на картину «Время летних отпусков". Честно говоря, я хотел отправить свой партбилет в ЦК. Разнузданная кампания началась. Меня Николай Евдокимов уговорил этого не делать. Но это было зафиксировано, что Хрущев напал на меня, понимаете, хотя мы с ним никогда не встречались. «Молодо-зелено» все-таки потом досняли. Фурцева бдительно смотрела это одна. У нее в кабинете широкий экран был, смотрела на рабочем месте картины, и мое «Молодо-зелено» посмотрела. Режиссеры наши дали пару пол-литровок ее киномеханикам, и они докладывали: «Смеется». Когда кончился просмотр, она вызвала своих холуев и сказала: «Оба реабилитированы!» Иначе говоря, это я и Константин Воинов, который потом с Войновичем работал. Костя уже умер, такой средней руки режиссер был. У него одна картина есть блестящая — «Женитьба Бальзаминова». И в этот момент вот что произошло. Я уехал опять в Ухту. Но кто-то засек, что на меня нападал Никита, и я вдруг всем понадобился. Это было тогда, когда он начал громить поэтов Евтушенко, Вознесенского, кино, художников... В этот момент, по всей видимости, была уже предрешена его судьба. А я был обиженным человеком. И я понадобился. Это был 1963 год. Меня с вокзала прямо отвезли в ЦК ВЛКСМ, к Сергею Павлову, и мне предложили сначала пост заведующего отделом прозы издательства «Молодая гвардия», а потом меня на ходу перевербовал Толя Никонов, которого только что назначили главным редактором журнала «Молодая гвардия». А я, поскольку знал и его, и Олю, то согласился на журнал, и стал заместителем главного редактора. Я начал работать, а через месяц мне позвонили из Ухты и сказали: «На ваше имя пришла телеграмма из ЦК КПСС от Куницына, вас просят прийти в ЦК партии!» И я пошел. Мне тут же предложили пост главного редактора «Мосфильма». Я говорю: «Да как же, я только начал работать, мне квартиру дали, худенькую, но дали…»

— Антихрущевская кампания пошла с такой силой, что уже ее было, как колесо, летящее с горы, не остановить!

— В 1963 году, Юрий Александрович, мне Никонов, когда мы зидели и пили с ним, сказал мне, что Хрущева снимут, и кто будет вместо него, Брежнев. Он проверял, как я на это отреагирую. На ЦК комсомола были большие функции возложены, понимаете, в подготовке всего этого дела. Я на Хрущева был так зол из-за того, что он с моим фильмом сделал в то время, что я вообще как-то хорошо отреагировал: «Ну и, слава богу!» Я год отработал в «Молодой гвардии». Меня чуть ли не каждые два месяца опять звали в ЦК и смотрели, скоро ли я пойму, что я не туда вляпался, в «Молодую гвардию», да, и в ЦК комсомола. Короче говоря, через год, в 1964 году, я согласился. Приличия были соблюдены, и я перешел главным редактором на «Мосфильм». На «Мосфильме» я в этой должности сменил Льва Шейнина. Он оставил мне записку: «Саша! Сценарный портфель пуст. Желаю успеха! Лева». То есть начинать пришлось даже с пустого портфеля. Чем он там занимался, хрен его знает! Понимаете, они все были перепуганы этим погромом хрущевским. Потом подступило новое время, которого они не понимали. Старая режиссура уходила. При мне дебютировали Данелия, Элем Климов, Лариса Шепитько... Смена поколения происходила не только на посту главного редактора, она в литературе и в кино началась. Новая волна началась. Три имени я назвал но были еще, это была плеяда молодых режиссеров. Когда я пришел на "Мосфильм", Данелия только что сдал «Я шагаю по Москве» и начал фильм, вышедшего впоследствии на экраны под названием «Тридцать три». Я был в очень хороших отношениях со старшим поколением. Григорий Львович Рошаль, с которым я был знаком с детства, он меня нянчил, мама моя училась у него, а у моего отца были шуры-муры с Верой Павловной Строевой, его женой. А мама моя была вообще ветреная дама, и когда меня, маленького, некуда было девать, меня отдавали нянчить Рошалю. Было старшее поколение, Калатозов, Райзман... «Я — Куба» был фильм Калатозова по сценарию Евтушенко. И Женя ко мне приходил разговаривать о дальнейшей работе. Василий Аксенов был членом главной сценарной коллегии. У него снимались «Коллеги». Потом был фильм по «Звездному билету». Юрий Бондарев состоял в редакционной коллегии Шестого творческого объединения. Лазарь Лазарев там же работал и был редактором на двух картинах Андрея Арсеньевича Тарковского. С Тарковским меня судьба столкнула на «Андрее Рублеве», когда я с ним познакомился. Я заключал договор со Станиславом Лемом на «Солярис». Это, по-моему, самый лучший фильм Тарковского, «Солярис», даже, может быть, он в чем-то выше «Андрея Рублева». Вы представляете, в каком я оказался мире, как мне было интересно!