Герои и антигерои Отечества (Сборник)

Не попал на обучение к подобным жуликам Потемкин и позже, когда его отвезли в Москву на воспитание к двоюродному брату отца Григорию Матвеевичу Кисловскому, бывшему президентом Камер-коллегии. Туда же после смерти мужа перебралась и Дарья Васильевна с дочерьми.

Сначала Григория вместе с сыном Кисловского Сергеем учили приходящие учителя, но не из числа беглых французов, а природные русские. Правда позднее пришлось все-таки выбирать учебное заведение из числа открытых иноземцами. Но и в этом случае Кисловский выбрал пансион, директором которого состоял некий Литке, отличавшийся религиозностью и честностью. Впрочем, семья дяди, по отзывам современников, была столь далека от иноземного влияния и почитания иностранщины, что тот нисколько не опасался так называемой денационализации детей.

После окончания пансиона Григорий стал воспитанником Московского университета. На решение поступить в это гражданское учебное заведение повлияла обстановка, которая царила в семье дяди. Там редко бывали военные, значительно чаще Григорий видел представителей духовенства, с многими из которых близко сошелся. Впрочем, по положению, существующему тогда, выпускники университета имели право на первичный обер-офицерский чин, что же касается службы, в которую, по обычаям того времени, Потемкин был своевременно записан, то воспитанникам предоставлялась отсрочка на время учебы.

Учился Потемкин превосходно и в 1756 году был удостоен золотой медали, а в 1757-м избран в число двенадцати достойнейших воспитанников, приглашенных в Петербург графом И. И. Шуваловым для представления императрице Елизавете Петровне. На Потемкина обратила внимание императрица, Шувалов же, пораженный его знанием греческого языка и вопросов богословия, произвел из рейтаров лейб-гвардии Конного полка в капралы — случай беспрецедентный в истории кавалергардов.

В годы учебы в Московском университете Потемкин пристрастился к чтению. Он проглатывал одну книгу за другой. Летом, приезжая к родственникам в деревню, забирался в библиотеку и, случалось, засыпал с книгой в руках на стоящем там бильярдном столе.

Однажды его товарищ, Матвей Афонин, впоследствии профессор Московского университета, купил специально для Потемкина «Натуральную философию» Бюффона, только что изданную в России. Потемкин вернул книгу на следующий день. Афонин обиделся и упрекнул товарища в том, что тот и не открывал книги. Потемкин тут же убедил его в обратном — содержание ее он знал прекрасно. В другой раз Ермил Костров, тоже однокашник по университету, дал Григорию, по его же просьбе, с десяток книг, которые тот возвратил через несколько дней.

Костров с насмешкой сказал:

— Да ты, брат, видно, только пошевелил страницы в моих книгах. На почтовых хорошо летать в дороге, а книги — не почтовая езда…

— Я прочитал твои книги от доски до доски, — возразил Потемкин и предложил: — Коли не веришь, изволь, экзаменуй!

Костров был поражен тем, что Потемкин в совершенстве знал содержание его книг. Ермил Иванович Костров стал впоследствии бакалавром и известен рядом стихотворений, а также переводом шести песен «Илиады» Гомера на русский язык.

Любовь к чтению подчас отвлекала от занятий. После успеха в Петербурге Потемкин вдруг охладел к наукам и в 1760 году был отчислен из университета «за леность и нехождение в классы».

По-разному биографы Потемкина объясняли случившееся, и все же большинство сходились к тому, что состав преподавателей университета того времени, среди которых были и подобные тем, что описал Мессельер в своих записках, оставлял желать лучшего. Запоем читая книги, причем самого разнообразного содержания, Потемкин получил такие знания, которые подчас превосходили знания его учителей.

С отчислением из университета закончилась и отсрочка от службы в полку. Потемкин решил ехать в Петербург в конную гвардию. Однако дядя не одобрял желания племянника, пытался убедить его окончить образование и склонял к гражданской службе. Были колебания и у самого Потемкина. В те годы он близко сошелся с протодиаконом греческого монастыря Дорофеем и архиепископом Крутицким и Можайским Амфросием Зертис-Каменским. Товарищи даже слышали от него:

— Хочу непременно быть архиереем или министром.

Или:

— Начну военную службу, а нет, так стану командовать священниками.

Он очень серьезно изучал богословие, что отметил граф Шувалов, и действительно подумывал о духовной карьере. Однако выбрал все-таки военную, и выбор его одобрил Амвросий, который дал на поездку в Москву и начало службы в гвардии, что стоило тогда очень дорого, 500 рублей.