– Разве и это нужно читать?
– А как же! Без подписей бумажка никакой цены не имеет. Скажи, не так?
– «Подлинное подписал исправляющий обязанности директора гимназии Величковский», – прочел Николай до конца.
– То-то и оно! Величковский, Порфирий Иванович. А подпись – самое главное. Запомни!
Он наклонился к папке и извлек оттуда белый прямоугольный пакет. Краешком глаза Николай успел пробежать по написанным на нем крупными буквами строчкам:
«Санкт-Петербург.
Его превосходительству, начальнику III-го
округа жандармов, генерал-лейтенанту
Даниилу Петровичу Полозову».
Алексей Сергеевич с уважением погладил пакет рукой:
– А это тебе свидетельство на жизнь. Рекомендательное письмо! Генералу Полозову. Прокурора Ярославского братец. Персона важная. Я с прокурором этим запросто: то в картишки срежемся, то бутылочку раздавим. Как приедешь в Питер, так прямо к его превосходительству. Так, мол, и так. Каблучком прищелкнешь. На вас-де, ваше превосходительство, вся надежда. Будьте отцом родным. Ну и все такое прочее.
Отец запрятал пакет в папку, завязал ее крепко-накрепко.
– Что же спасибо мне не скажешь? – вдруг помрачнел он. – В ножки бы поклониться не грешно. Для тебя старался. В люди хочу вывести. Ну?
– Благодарствую, батюшка! – глядя в угол, глухо сказал Николай.
Левая щека отца передернулась.
– Дите ты еще неразумное, как я погляжу, – заворчал он. – Молодо-зелено. Мужиков жалеешь? А чего их жалеть? Дай им волю, они убивцами нашими станут. Тебя первого на воротах повесят. Все добро твое растащат. Камня на камне от дома нашего не оставят… Так-то вот, дружок. Понимать надо, что к чему. Слушай отца да на ус наматывай.
– Я для тебя ничего не пожалею, – не хуже других обмундирован будешь. И за карманными деньгами дело не станет. Бери, расходуй!.. Себя поприжму, а о сыне позабочусь. Вот на твой отъезд семейки две продать думаю. На вывод, в другую губернию. Давно надо от шушеры избавиться, – от этих самых Петровых.
Сунув папку под мышку, отец в раздумье постоял у стола, видно, хотел еще сказать что-то, затем резко повернулся и вышел из комнаты.
А Николай сразу же отправился к матери. Его не столько взволновал предстоящий отъезд в Дворянский полк, сколько судьба Савоськи и его семьи. Нужно было без промедления рассказать матери обо всем, излить ей свою душу. Только она одна может понять его чувства.
Услышав о решении отца продать семейство Петровых, мать всплеснула руками:
– Бедная Василиса! Она совсем больная. И дети еще не подросли… Я уговорю отца. Я попробую это сделать. Он не поступит так безжалостно.
Потом, печально глянув на Николая, она тихо спросила:
– А ты, как же ты, Николенька? Неужели в Дворянский полк поедешь? Ты окончательно отказался от университета?
– Как знать, мамочка? – уклончиво ответил Николай, глядя в сторону. – В Петербурге будет виднее.
– Ох, Николенька! Болит мое сердце. Что-то ждет тебя там, в столице? Если бы стал учиться в университете, я бы и умерла спокойно.
– Зачем вам умирать, мамочка? – встревожился Николай. – Я сделаю, как вы хотите. Подготовлюсь в университет.
Идти к себе в комнату не хотелось. Спать еще рано, читать нет настроения. И стихи не идут в голову.
Мимо дремавшего в будке одноглазого Игната Николай вышел за ворота.
Вечерело. По дороге к Самарке проскакали в ночное деревенские ребятишки. Вдали над Лешим озером поднимался сизо-белый туман. Где-то одиноко грустила пастушеская жалейка. На краю неба догорала алая заря…
Итак, Петербург! Гранитные берега Невы, адмиралтейская игла. Медный всадник на вздыбленном коне. И Юлечка, Юлечка!..
Дальний путь не пугал. Восемьсот верст на перекладных? Да это одно удовольствие. Новые места, незнакомые люди. Ямщики будут петь свои заунывные песни. Что может быть чудеснее!
Он привезет в столицу свою заветную тетрадь. В ней его сокровенные мечты и надежды. Уже немало накопилось строчек. Но все ли удалось ему? Кто скажет об этом? Кто оценит его душевные порывы?
Как он будет благодарен за теплое, сердечное слово!.. А вдруг услышит другое – холодное, горькое: ты – не поэт, у тебя нет никакого таланта… Тогда уж лучше и не жить на белом свете! Для чего?… Впрочем, зачем заранее так настраивать себя? Зачем предрекать неудачу? Он верит в свои силы, чувствует творческий жар в груди и будет писать во что бы то ни стало!..
Какой тихий вечер! Как необыкновенно сладок свежий волжский воздух. Не последний ли раз бродит Николай по этим, дорогим сердцу местам? Вернется ли когда-нибудь сюда? Не забудет ли навсегда любимую реку?
Читать дальше