Кэрри Фишер - Дневник принцессы Леи. Автобиография Кэрри Фишер

Я получила роль Лорны в «Шампуне». Лорны, дочери персонажей Джека Уордена и Ли Грант. У меня была одна основная сцена, в которой я играла с Уорреном, который был парикмахером и любовником моей матери и всех остальных в этом фильме. Моя героиня не любит свою мать и ни разу не стриглась (зато переспала с парикмахером).

Может, Лорна не стриглась в знак протеста против своей матери? Возможно. Она сделала парикмахеру неприличное предложение, только чтобы насолить ненавистной матери? Конечно. Стала бы она жалеть, если бы отец узнал об этом? Вероятно, да. Или нет. Решать вам.

В фильме я стою на корте в теннисном костюме, с ракеткой в руках, рядом с профессиональным теннисистом, который отбивает мячи, а я смотрю на приближающегося Уоррена. Я сообщаю ему, что мамы нет дома, отвожу его на кухню и спрашиваю, не голоден ли он и правда ли он занимается этим с моей мамой. Я говорю, что ни разу не была у парикмахера и что я совсем не похожа на свою мать, и предлагаю потрахаться. На этом сцена заканчивается, а затем мы уже видим, как я стою в спальне и поправляю платок на голове, и понимаем, что всё уже произошло.

Скорее всего, вам вряд ли стало интересно, почему я ношу платок. Потому что у меня, Кэрри, были короткие волосы и я ходила к парикмахеру, поэтому на съемках мне пришлось носить парик, чтобы сыграть девушку, которая никогда не стрижется. И с платком парик смотрелся более естественно. Другой большой вопрос, который, вероятно, все же пришел вам на ум: был ли на мне лифчик под теннисным поло (а если нет, то почему)?

Здесь все просто. Костюмеры спросили у Уоррена, который в этом фильме был и актером, и сценаристом, и продюсером, нужно ли мне надеть лифчик под поло или нет. Уоррен посмотрел куда-то в сторону моей груди.

– А сейчас она в нем? – как будто меня и моей груди там не было.

– Да, – ответила Эгги, художник по костюмам.

Уоррен задумчиво поджал губы.

– Давайте посмотрим, как будет без него.

Я отправилась с Эгги в свой фургон, который больше напоминал клетку для хомяка, и сняла лифчик. Меня сразу отвели обратно к Уоррену на тщательный осмотр. Он еще раз бесстрастно взглянул на мою грудь.

– А это без? – спросил он.

– Да, – выдохнула Эгги.

– Давайте без, – произнес, распорядился, приказал, скомандовал он.

Мы с грудью пошли за Эгги обратно в раздевалку, и тема была закрыта. Вожделенно рассматривать кадры со мной без лифчика в «Шампуне» можно на «Ютубе» (или на порносайте «Любтьюб»), а еще там можно найти мой космический наряд без белья из первого эпизода «Звездных войн» и металлическое бикини («смерть Джаббы») из третьего (теперь это четвертый и шестой эпизоды соответственно, отчего все только запутались).

Мои две сцены в «Шампуне» были отсняты за несколько дней, и, когда все кончилось, я вернулась домой к маме и младшему брату Тодду в надежде, что не останусь там надолго, потому что любой срок был слишком долгим для теперь-слишком-классной меня.

Ни одно мое прослушивание не было похоже на кастинг у Терренса Малика, режиссера «Дней жатвы». Помню, что мы больше часа сидели и разговаривали. Слава богу, говорила не только я, хотя думаю, что весь этот разговор был как раз для того, чтобы узнать меня получше. В конце концов, это же не я пригласила его в комнату поговорить о фильме, который я снимаю.

Помню, что рассказала ему о себе слишком много, и эта дурная привычка с годами стала только хуже. Но в подростковом возрасте у меня был не очень большой репертуар жизненных историй. Одной из лучших тогда была история, связанная с комиком Рипом Тейлором – они с моей мамой вместе участвовали в постановке в Вегасе – и его секретарем-геем по имени Линн.

Я влюбилась в Линна. Он был симпатичным, носил талисман и был таким изящным, что казалось, подышишь на него, и его сдует как перышко. Линн называл меня своим любимым яблочком, и мы целовались в автобусе труппы. Если бы я ходила в школу, а не шаталась по представлениям с мамой, то нашла бы более подходящее место для проявления своих подростковых чувств. Я могла бы жить нормальной подростковой жизнью, но раз я ею не жила, то то и дело влюблялась в геев.

Кроме Линна, был еще Альберт, который танцевал с Дебби в бродвейской постановке «Ирен». Он был привлекательным и тоже геем (хотя, в моем неопытном представлении, он совсем не выглядел как гей), и мы целовались в гримерных. Мама обо всем знала, но тогда какого черта она это допустила? Мне было всего пятнадцать, я была еще малолеткой, и мама сказала: «Если хочешь заняться сексом с Альбертом, то я могу посмотреть и помочь советом».