Павел Федоров - Генерал Доватор (Книга 1, Глубокий рейд)

- Ага, бежите, гады! - Захар снова нажал спусковой крючок. Последовала короткая очередь, и автомат умолк. Вытащив пустой диск, он сунул его в пристегнутый к поясу колпак. В эту минуту он вспомнил своего друга Филиппа Афанасьевича. "Нет, теперь Филипп Афанасьевич на меня не обиделся бы!" Он был уверен, что будет жить. Он еще увидит своего друга и родную Кубань, земляков и товарищей. Голова работала с необычайной отчетливостью. Ему вдруг представилось, что он стоит на трибуне: кругом флаги, народ, а он говорит какие-то горячие слова, от которых жжет в груди. Впереди всех стоит Анютка.

Тут он увидел перебегающих гитлеровцев. Он снова нажимает спусковой крючок и начинает бить короткими очередями. "Патроны беречь надо, мелькает у него в голове. - Ага, бегут!" Его охватывает бурная радость. Пронзительный вой мины, страшный треск - и Захар проваливается во мрак и тишину...

Майор Круфт стоял между офицерами, жевал сигару и беспокойно поглядывал на груду обломков, оставшихся от сарая. Победа досталась дорого. Шесть солдат были убиты и одиннадцать ранены, а русских оказался всего один!..

- Где же остальные? - спрашивал Круфт офицеров.

Те уклончиво пожимали плечами. Майор достал блокнот для срочных донесений и записал: "Группа "Клоппенбург" 26/59 8.00.3.9.41. В районе отметки 93,5 неожиданно встретил засаду противника в составе одной казачьей роты..." Вспомнив, что он уже отправил одно донесение, гораздо скромнее, а также послал "подарок", о каком полковник Штрумф не мог и мечтать, майор захлопнул блокнот, но положить его в карман не успел...

Дремавшие деревья вдруг обрушили на головы немцев свинцовый ливень. Невидимые пулеметы били со всех сторон с упорным ожесточением, а от опушки леса бежала засада немцев. За ней мчались всадники, каких майору никогда еще не приходилось видеть. По ветру развевались широкие черные плащи, словно крылья могучих птиц. Один всадник мчался впереди всех на горбоносом коне необыкновенной масти. Круп и шея коня были белые, а ноги черные. Всадник молниеносно взмахивал кривой шашкой то вправо, то влево. У всадника была густая, всклокоченная борода, длинные усы, а на голове круглая, как колесо, мохнатая шапка.

"Доватор!" - мелькнуло у майора в голове. Майор был не очень-то религиозным, но в эту минуту мысленно помолился богу и быстро спрятался под обломки сарая...

Почти сейчас же Круфт, немного понимавший русский и украинский языки, услышал грозные выкрики:

- Ну, где вин був? Тут або за вами побиг?

- Здесь. Банка консервная засигналила и... - отвечал Павлюк, стараясь держаться подальше от рассвирепевшего Филиппа Афанасьевича.

- Яка банка? Яка?.. Ты мне кажи, злыдень, где Захара кинув? - Филипп Афанасьевич яростно топал ногами и грозил плеткой. - В трибунал! Под суд! До командира дойду! - Он лазил по бурьяну, заглядывая под каждый куст, кричал, волновался, но трупа Захара нигде не было. Казаки раскидали бревна, выволокли спрятавшегося майора. Тела Торбы не оказалось и под обломками сарая.

- Це птица, видно, с большими крыльями... Обыскать!

Шаповаленко стоял перед майором, покручивая усы. После ночного похода он был в грязи до пояса.

Во главе с Доватором подходили группы командиров. В их числе были майор Осипов, Карпенков, дед Рыгор и низкорослый, плечистый, в морской фуражке командир партизанского отряда.

- Ты, дядя Филипп, поговорил бы с немцем-то, - предложил Буслов, подавая Филиппу Афанасьевичу записную книжку майора.

- А пишов вин к чертям! Зараз прикрыл бы я его фотографию конским потником! - Шаповаленко отвернулся и с досадой сплюнул. Он стоял, широко расставив ноги, кубанку лихо сбил на затылок и небрежно, по казачьей привычке, играл кисточкой темляка.

- Косподин Товатор! - Круфт подобострастно приложил руку к груди и склонил голову. - Я офицер, я фаш пленник. Я майор...

- Добро, шо ты, майор, не попався мне, когда я на коне верхом сидел. Зараз було бы два майора.

Буслов заметил подходившего Доватора, пошел навстречу и что-то сказал ему. Лев Михайлович кивнул головой и устало улыбнулся. Его одежда, как и у других, почернела от болотной грязи.

Гитлеровский майор смотрел на живописную группу русских офицеров и партизан широко раскрытыми глазами. Впереди с кавалерийской развалочкой шел Антон Петрович. Полевые ремни, глубоко врезавшиеся в плечи, колечки шпор, голубые кантики синих брюк, сапоги - все было забрызгано, грязно, и только его знаменитая шашка поблескивала золотом. Берлинский юрист молча, растерянно смотрел на рослые фигуры Карпенкова, Буслова, Гордиенкова, на седую голову деда Рыгора, на красавца партизана с морским крабом на фуражке. Во всех этих людях было какое-то мужественное величие. По лицу фашиста пробежала тень обреченности.