Павел Федоров - Генерал Доватор (Книга 1, Глубокий рейд)

Кратко изложив сущность боевого приказа, назвав район предполагаемого прорыва фронта, Доватор перешел к самому важному:

- Не забудьте, мои боевые друзья, что мы идем выполнять задание нашей партии и Родины. За линией фронта, под коваными сапогами фашистских захватчиков, стонут наши люди. Они ждут освобождения. Мы передадим им привет от всего народа и поведем на беспощадную борьбу. Я прошу командиров и политических работников немедленно провести во всех подразделениях партийные и комсомольские собрания. Пусть коммунисты и комсомольцы разъяснят каждому бойцу - своему товарищу нашу задачу...

Командиры разъезжались быстро. Стройные, подтянутые люди в военной форме крепко сжимали поводья и ловко садились на коней. Звонко стучали копыта, горячились и всхрапывали кони. Лев Михайлович провожал своих командиров глазами. Впервые в жизни он твердой рукой и вдохновенным словом направлял людей в бой.

Над головой Доватора в синем небе ползли и качались дымчатые облака; словно встревоженные глухими артиллерийскими выстрелами, рядом шелестели могучие дубы.

ГЛАВА 13

С утра наша артиллерия беспокоила немцев. Над лесом с тревожными криками кружились стаи птиц.

Накануне полевой походный госпиталь отправил больных и раненых в тыл. Палатки свернули во вьюки. Алексей Гордиенков должен был уехать с последней машиной. Однако как его ни искали, ничего, кроме изломанных костылей, валявшихся под елкой, не нашли...

Перед этим у Алексея с Ниной произошла размолвка.

- В тыловой госпиталь не поеду, - заявил Алексей.

- Куда же ты денешься с такой ногой?

- Подумаешь, рана! Кость цела. Брошу костыли - и все. Подживет и так...

- А приказ полковника? Не имеешь права.

- Попрошу разрешения.

Выслушав просьбу Алексея, Доватор снял трубку и, потребовав к телефону Нину, спросил:

- Вылечили лейтенанта? Не закрылась? Значит, плохо лечили! - Доватор повесил трубку и пожал плечами. - Медицина протестует. Все. Придется ехать лечиться...

- Можно было сказать полковнику как-нибудь иначе, - вернувшись от Доватора, мрачно говорил Алексей Нине.

- Обманывать я не умею...

- Да я тебя и не прошу!

- И не проси! - Нина присела на пенек. - Собирай вещи.

- Не командуй! - Алексей наступил сапогом на костыль, с хрустом переломил его, потом проделал то-же самое со вторым и бросил обломки под елку.

- Что ты делаешь? - крикнула Нина.

- Спешился! - Прихрамывая, Алексей пошел по тропинке в лес и даже не оглянулся... А Нина и не окликнула. В госпиталь он больше не вернулся...

Приказ о выступлении был уже отдан. Ждали только сигнала.

На другой день, подходя к лагерю разведчиков, Нина встретила на тропинке Яшу Воробьева с котелком в руке. Заметив ее, Яша хотел было свернуть в кусты, но Нина его окликнула.

- Лейтенант здесь? - спросила Нина.

- Какой лейтенант? - Воробьев смотрел на Нину невинными, непонимающими глазами.

Еще с вечера Шаповаленко перевязал Алексею рану, наложив на нее какой-то лекарственный лист, а Салазкин и Торба завьючили его коня. Сообща решили, что из-за болячки оставаться не следует. О том, что он остался в эскадроне, Гордиенков велел пока молчать. И вот Яша нес Алексею обед. Из котелка выглядывала куриная нога, сверху, на блюдце, лежали яйца.

- Не знаешь, какой лейтенант?

- Вот те Христос, не знаю, товарищ доктор. Ведь у нас тут лейтенантов-то разве один? - уклончиво отвечал Яша. - Извините, тороплюсь...

Нина поймала его за рукав.

- А обед кому несешь?

- Да вот себе хлебова маленько сварил... Вы у ребят спросите, может, они знают. Вот они за теми кусточками картошку варят. Салазкин свои стишки читает - в газете напечатали, мировые! Вы пройдите, может, они видели...

В лагере разведчиков кони уже подседланы с полным вьюком, шалаши и пирамиды опустели, оружие все на плечах. Кругом валялись разбитые патронные ящики, на колу висела немецкая каска с простреленной свастикой.

Торба подкидывал в костер дрова. Салазкин и Павлюк чистили картошку. Шаповаленко сидел на ящике и что-то писал в тетрадке. Костер горел плохо, только дымил. Захар, наклонившись, пытался раздуть огонь, захлебываясь дымом, отворачивался, морщился. Последние дни Захар ходил мрачный и злой. Анюта прислала ему такой ответ, что он даже не знал, что и думать: "Приедешь, тогда узнаешь..."

Шаповаленко закрыл тетрадь, сунул ее за голенище. Внимательно осмотрел котелок, в который Салазкин положил картошку, заметил хозяйственным тоном:

- Порезать надо.