Василий Минаков - Фронт до самого неба (Записки морского летчика)

— Надо немедленно менять высоты выхода на боевой курс, иначе — труба! Кочергин, займись расчетами, учти расположение батарей и рельеф местности в районе Неберджаевской…

Темная южная ночь окутала аэродром. До рассвета еще часа два-три, а на стоянках вовсю кипит работа. Техники, мотористы, механики, вооруженцы готовят машины к очередному вылету, латают дырки, заправляют баки бензином, снарядные и патронные ящики — боезапасом. Смазывают и проверяют каждый узел, прибор.

У Варварычева утром вид, как после бега на марафонскую дистанцию.

— Ты что же, и спать совсем не ложился?

— Вздремнем, когда вы в полет уйдете. Что делать? Закон: самолет должен быть готов к рассвету. Отоспимся после победы.

— Моторы опробовали?

— Работают, как звери!

Перед вылетом комэск предупредил:

— Сегодня изменим тактику — поднимем высоту. Командир полка разрешил проверить предложение Прилуцкого, на пробу берем по нескольку десятков осколочных бомб. С этой высоты они должны накрыть приличную площадь.

На Неберджаевскую на этот раз заходим с юга. На новой высоте, ломаным курсом — противозенитным зигзагом. [97] Расчет себя оправдывает, разрывы лежат пониже, не представляя для нас опасности. После сброса бомб комэск резко маневрирует по курсу и по высоте, выводя группу из-под обстрела. Стрелки докладывают, что бомбы легли прицельно, осколочные накрыли большую площадь и нанесли урон живой силе противника.

На аэродроме впервые за много дней Варварычев восклицает:

— Командир, в самолете ни одной дырки!

Не обнаружено повреждений и на других машинах.

Не успели закончить разбор, как поступила новая команда: немедленно нанести удар по Свободной балке, близ станицы Ходыженской. Это уже не новороссийское — туапсинское направление. Очевидно, положение на фронте продолжает обостряться.

Увеличили количество осколочных бомб почти вдвое. Майор Пересада объехал все стоянки, предупредил:

— Задание весьма ответственное! Особо обращаю внимание на точность прицеливания. Незначительный промах — и врежете по своим! Наш передний край будет обозначен краевыми ракетами. На прикрытие выделяются шесть «яков».

Ракета! Взревели моторы. Нагруженные до предела машины начали тяжело отрываться от земли.

Подходим к линии фронта. Обстановка неизвестная, надо быть начеку. Стрелки понимают это, стволы пулеметов обшаривают пространство вокруг. Комэск, качнув крыльями, подает условный сигнал: принять боевой строй. Добавляем обороты, группа выстраивается по прямой.

— Вижу цель! — доклад Димыча.

Сколько ни всматриваюсь, внизу ничего не замечаю, одни горы, сплошь покрытые густым лесом.

— Где ты ее увидел?

— Позади высотки в виде верблюда, чуть левее Ходыженской…

— Ну?

— За высоткой Свободная балка, уловил?

— А ты не уловил, почему зенитки молчат?

— Ну, это совсем просто. Либо немец стесняется себя демаскировать, либо надо ждать «мессеров».

— А если и то и другое?

— Не исключается.

В двух-трех километрах севернее Ходыженской на земле полоса вспышек.

— Димыч, видишь? Немецкая артиллерия обрабатывает наш передний край. Вот бы жахнуть по ней, а?

— Да, — вздыхает штурман, — жаль упускать такую возможность. Ну ничего, проутюжим пехоту и танки…

Группа над целью. В балке накапливаются для атаки фашистские подразделения. Из леска, с выжидательных позиций, выползают десятки танков. Вовремя мы успели, еще полчаса, и вся эта лавина устремилась бы на наши войска!

В балке вспухают огромные клубы разрывов.

— С ходу накрыли! Сейчас и мы… Чуть левей, командир… Так, прямо…

Через полминуты Лубинец и Никифоров вскрикивают наперебой:

— Есть! В самую балку!

— Все в цель! У фрицев паника…

— Молодец, штурман!

— Молодец, командир! Вот так бы каждый раз угощать их, как только попробуют сунуться.

Впоследствии узнали, что в результате нашего налета немецкая атака была сорвана. Наше появление было совершенной неожиданностью для фашистов. Дорого заплатили они за свою самоуверенность и беспечность.

Около Сочи сопровождавшие нас истребители, помахав на прощанье крыльями, ушли на свой аэродром. А через несколько минут и мы заруливали на стоянки.

Не успел остановить моторы, как увидел радостно возбужденного Варварычева. Со всей своей компанией он бежал к самолету, отчаянно жестикулируя, что-то крича. Скатившись с плоскости, я попал в железные объятия Ивана. Весь технический экипаж тараторил одновременно, ничего невозможно было разобрать.