Василий Минаков - Фронт до самого неба (Записки морского летчика)

— Приказ Москвы.

— Есть! — только и оставалось ответить. Вечером, укладываясь спать, спросил Ерастова:

— Как думаешь, Володя, что еще может нам приготовить судьба? Ну, например, на завтра.

— Кажется, больше нечего, — серьезно подумав, ответил штурман. — А впрочем… Давай-ка, Вася, лучше спать.

— Это, пожалуй, самое разумное, — согласился я, кутаясь в одеяло.

Утром вскочили и сразу к окну. Ура, небо без единого облачка! Ефремов оказал, что поведет самолет сам, я забрался в штурманскую кабину. Запустили моторы, майор резко увеличил обороты и начал разбег. Послышался характерный вой винтов, началась «раскрутка».

— Товарищ майор, затяжелите винты! — крикнул я по переговорному устройству.

Но в ту же секунду вой прекратился. Завидная реакция! Плавно оторвались от земли, взяли курс на Сталинград. Розовая полоска на востоке быстро разгорелась, вскоре запламенела половина небосклона, брызнули лучи. Утренняя Волга, легкий туман в затонах, устланные сочной зеленью берега…

— Возьми-ка управление, — вывел меня из мечтательного созерцания голос майора.

В кабине было жарко, Ефремов снял китель,

— Повесь, у тебя попросторней…

Китель был непривычно тяжеловат: Золотая Звезда Героя, орден Ленина, два Красного Знамени… Я уже знал, что Андрей Яковлевич воевал в 1-м гвардейской минно-торпедном полку на Балтике, был в числе тех смельчаков, которые в августе сорок первого бомбили Берлин…

Показался огромный город, раскинувшийся на десятки километров. Мы произвели посадку. Пока Ефремов уточнял обстановку, Ваня Варварычев подготовил самолет к вылету. Торопились, чтобы засветло добраться до Майкопа. Под крылом поплыли Донские и Сальские степи. Разве могли мы предполагать, что вскоре в этих местах развернутся жесточайшие бои, а слово «Сталинград» облетит весь мир…

Майкопский аэродром появился неожиданно, из-за гор, покрытых густым темным лесом. На земле узнали, что здесь не «наши», наш полк в Белореченской, в двадцати километрах отсюда. Ефремов созвонился со штабом, дал мне команду перелететь в Белореченскую, а сам остался по делам у командира 5-го гвардейского авиаполка подполковника Токарева. Через полчаса я был на месте, доложил о прибытии своему новому командиру эскадрильи капитану Балину. Я знал его по службе на Дальнем Востоке: веселый, жизнерадостный человек, отличный летчик. Однако боевые будни заметно изменили его. Николай Андреевич стал более сдержанным, немногословным. Поздравил меня с назначением командиром звена, сразу ввел в курс дела.

— В полку в основном закончилось сколачивание экипажей, скоро приступаем к боевым действиям. Размещайтесь, устраивайтесь в станичной школе.

Ну вот наконец завершился наш долгий путь к фронту. Теперь-то уж до настоящих боевых дел остались считанные дни…

К самолету подошли трое.

— С благополучным прибытием! — протянул крепкую, шершавую ладонь дочерна загорелый воентехник 1 ранга. — Жданов, инженер эскадрильи. А это будущие члены вашего технического экипажа — авиамеханик Александр Загоскин, механик по вооружению Иван Моцаренко…

Через минуту компания увеличилась. Штурманы Прилуцкий, Никитин, Колесов с ходу захватили инициативу в беседе. Интерес их был понятен, не всем выдаются такие далекие перелеты, какой пришлось проделать нам. Расспросам не было конца: особенности трассы, прокладки курса, погодные условия, магнитные склонения… А нам не терпелось побольше узнать о нашем боевом полку, о том, когда он вступит в сражения…[39]

Первым спохватился Дмитрий Никитин:

— Хватит, хлопцы! Новичкам устраиваться надо. Поехали в станицу!

В кузове полуторки подкатили к Белореченской. Тихие улицы утопали в пышной зелени садов, возле плетней и во дворах кудахтали, крякали, гоготали разноголосые стаи домашней птицы, хрюкали свиньи, визжали поросята…

— Рай земной! — восхитился Володя Ерастов. — Земля обетованная!

— Бабье царство, — подмигнув, уточнил штурман Колесов.

— Вот же и говорю — рай!

— Как бы фашисты из этого рая ад не устроили, — охладил их восторги Никитин. — До фронта теперь уже рукой подать.

Все невольно примолкли, как бы вслушиваясь.

Грузовик подъезжал к «казарме» — станичной школе, где размещался летный состав. Друзья занялись устройством нашего быта: койки, матрацы, продаттестаты…

В «казарме» стало многолюдно, экипажи возвращались с занятий. Мы с интересом вглядывались в лица. Одно показалось очень знакомым. Виктор Беликов? Но — капитан, орден Красного Знамени… Старший брат его? Вроде бы не было у него брата-летчика. Значит, он, Виктор. Здорово изменился, но ошибиться невозможно, самый рослый курсант был в училище, остряки удивлялись, как он помещается в кабине самолета, предлагали проекты реконструкции, а он отшучивался с добродушием Гулливера. Теперь его никак не назовешь добряком: твердый взгляд из-под сдвинутых выгоревших бровей, крепкие, обветренные скулы…