Теодор Гладков: Ковпак

И фронт и тыл жили предчувствием близящихся перемен.

Об этом прямо говорили свои же солдаты — большевики. Впервые это слово — большевик — Сидор услышал именно в конце шестнадцатого года. По его позднейшему признанию, он тогда же рассудил, что большевики — правильные хлопцы, которые и сами понимают, что делается вокруг, и другим солдатам помогают во всем разобраться. А понять в первую очередь следовало главное: эта война народу чужая, нужная только царю, фабрикантам, купцам да помещикам. Они-то ее и развязали, чтобы на солдатской крови и костях обогатиться, урвать кусок пожирнее у других — таких же, как они сами, богачей Германии и Австро-Венгрии. По доброй воле они войну не окончат, потому что ни истекающего кровью народа, ни России им нисколько не жаль. Какой же выход? Только один, убеждали большевики: кончать войну самим! Да не ее одну, а все породившие ее царские порядки. А потому — долой самодержавие, мир народам!

Внимательно слушал эти речи ефрейтор Ковпак, размышлял, взвешивал по мудрому крестьянскому правилу в уме каждое слово. Выходило — кругом правы большевики, идти за ними надо. И не ждать, начинать здесь, на фронте. А начинать нужно с братания! С такими же, как они сами, измученными войной австрийскими крестьянами и рабочими.

На участке роты Ковпака между австрийскими и русскими траншеями протекал ручей, единственный источник воды. К нему и ходили с флягами да котелками. Само собой получилось, что никто ни в кого здесь уже не стрелял. Всяк брал воды, сколько нужно, и уходил невредимым… А там и сошлись, случилось, двое или трое с разных сторон. Как водится, первая встреча была неловкой, настороженной, выжидающей. Да и языка друг друга не знали. Но потом общий язык, понятный каждому, нашелся — язык мира.

Не по душе командованию пришлось стихийное солдатское перемирие. На все готово было преданное самодержавию офицерство, даже на кровопролитие, только бы взнуздать снова с каждым днем и часом выходящую из повиновения солдатскую массу. Хорошо понимали господа: если не покончить с братанием, покончено будет с ними самими. Но сделать уже ничего не могли. Целую армию под пулеметы не поставишь, а братающихся стрелять снова друг в друга и подавно не заставить. Оставалось только одно: отвести с передовой ненадежные части в тыл, а там уже навести порядок и расправиться с самыми отъявленными «смутьянами».

Всю 47-ю пехотную дивизию пришлось снять с позиций и отправить подальше от фронта — к станции Окница в Бессарабии. Здесь командование чувствовало себя увереннее и попыталось было взяться за солдат по-старому. Но было уже поздно. Наступил девятьсот семнадцатый год. Февральская штормовая волна смела за борт корабля Российского государства насквозь прогнившее самодержавие.

Царизм низложен. У власти Временное правительство, вначале во главе с князем Львовым, а затем — «тоже социалистом» бывшим адвокатом Керенским. Ненавистного императора не стало, но вздохнувший было полной грудью народ не получил ни мира, ни земли. «Война до победного конца!» — требовал рвущийся в российские наполеоны министр-председатель Керенский. Что же касается земли, то с этим предлагалось подождать до Учредительного собрания. Но вконец деморализованная армия воевать уже не могла. Затеянное Временным правительством по требованию союзников июньское наступление захлебнулось в крови. Расстреляв демонстрацию 3 июля, Керенский окончательно раскрыл глаза народу на контрреволюционный характер «временной» власти. А впереди уже явно обозначались контуры ничем не маскируемой белой диктатуры во главе с генералом Корниловым.

Корниловская авантюра завершилась полным провалом. Революционный народ сорвал все планы реакционной военщины. И немалая заслуга в этом принадлежит армии, в частности полковым, дивизионным, корпусным и армейским комитетам, созданным после Февраля во всех частях и соединениях. Подобно Советам депутатов, полковые и прочие комитеты были прямым порождением революционных масс. Солдатские комитеты, по существу, сосредоточивали в своих руках всю полноту командной власти. В состав комитетов избирались самые уважаемые в части солдаты, унтер-офицеры, пользующиеся доверием офицеры. Членом солдатского комитета 186-го Асландузского пехотного полка летом 1917 года был избран и ефрейтор Сидор Ковпак. Тогда же он произнес свою первую в жизни публичную речь на митинге, предварительно спихнув с трибуны какого-то подполковника, несшего околесицу о «верности России союзническому долгу».