Р. Сементковский - Антиох Кантемир. Его жизнь и литературная деятельность

Исследуя всех вещей действа и причины.

Душа его постоянно рвалась к «тишине», к «малому дому», где бы он спокойно мог предаваться научной и литературной работе, и в этой его склонности нельзя не усмотреть влияния тех впечатлений, которые он вынес из родительского дома. Впоследствии, когда он стал чувствовать себя общественным деятелем, когда сознание гражданского долга пронизало все его существо, он, согласно с теми же впечатлениями, давая волю своей склонности, усматривал благо и счастье близких ему людей, а затем народа, с которым он сроднился всей душой, своего приемного отечества, к светлому будущему которого он питал безграничное доверие и принадлежностью к которому он гордился, ревниво оберегая добрую его славу и достоинство перед другими народами как писатель и как дипломат, – впоследствии, говорю я, он, примыкая к традициям царствования Петра Великого, усматривал счастье и благо России в распространении просвещения среди русского народа, в заимствовании у других народов всего, что они выработали хорошего, критически относясь к этому хорошему и не принимая мишуры за золото. Так, любовь к просвещению и любовь к ближнему, а затем и к соединению ближних, к отечеству, уже с малолетства развилась в нашем сатирике и, в связи с чувством безграничного уважения к Петру Великому, легла в основу всей литературной, общественной и государственной деятельности Кантемира.

В общей я пользе собственную чаю.

Этот стих из письма к князю Н.Ю. Трубецкому стал как бы девизом всей его жизни. Если крайним его стремлением было в тишине «исследовать всех вещей действия и причины», то этим он не только хотел способствовать стремлению, присущему его душе, но и поделиться с другими результатами этих исследований, воспользоваться ими для увеличения благополучия и счастья своих соотечественников, для которых он мыслил, трудился и жил. Любовь к научному труду, к искусству, просвещенный патриотизм и глубокое религиозное чувство – вот что Кантемир вынес из родительского дома. Религиозное чувство, которое ему было в детстве внушено, отличалось, как мы увидим, таким же просвещенным характером, как и его патриотизм. Он далек был от всякой религиозной нетерпимости, находился в дружеских отношениях с людьми различных вероисповеданий и мало дорожил внешней стороною религии, оставаясь, однако, верен православной церкви, к которой принадлежал от рождения. За границею друзьями его были довольно видные представители римско-католической церкви, и один из них, аббат Венутти, даже написал его биографию, дышащую искренним, почти восторженным сочувствием к Кантемиру и в течение более века остававшуюся лучшею биографией нашего первого сатирика. Тем не менее, как ясно сознавал Кантемир все недостатки и злоупотребления римско-католического духовенства и как метко он на них указывал! Но с той же неумолимостью раскрывал он в своих сатирах невежество и суеверие нашего духовенства, состоя при этом в самых дружеских отношениях с лучшими его представителями – такими, как Феофан Прокопович и Феофил Кролик.

26 октября 1719 года на дворе знаменитого Заиконоспасского монастыря был большой, торжественный съезд; в церкви происходила страшная давка; десятилетний Преображенский солдат, светлейший князь Антиох Дмитриевич Кантемир должен был произнести на греческом языке похвальное слово святому великомученику Дмитрию Фессалийскому в присутствии Петра I.

Все биографы нашего сатирика отмечают этот факт, как бы придавая ему существенное значение в смысле раннего развития Кантемира. При этом, однако, упускается из виду, что пятью годами раньше князь Дмитрий ездил в Петербург вместе с семилетним сыном Сергеем и что этот ребенок в день Пасхи произнес в присутствии того же Петра слово на греческом языке, за что ему сделан был значительный подарок, и он был определен в Преображенский полк. Таким образом, оказывается, что семилетний Сергей Кантемир превзошел по раннему развитию своего младшего брата, а между тем на всю свою жизнь остался заурядным человеком.

Нам кажется, что если говорить о раннем развитии Кантемира (а о нем нельзя не говорить, потому что оно действительно составляет в своем роде поразительный факт), то лучше уж начинать с первого печатного произведения, с первой его рукописи, отданной в типографию в 1726 году, т. е. когда ему было всего семнадцать лет, и озаглавленной «Симфония на Псалтирь». Но и в этом труде самостоятельности еще мало видно. Во-первых, это труд чисто механический, свидетельствующий разве только о начитанности Кантемира в псалмах, или, как он сам выразился, «трудок сей прилежности паче, неже устроумия указанием есть»; во-вторых, как мы уже отметили, преподаватель Ильинский составил такой же указатель для Четвероевангелия, а значит, молодой Кантемир в этом отношении последовал только его примеру, работал под его руководством, и даже предисловие к первому печатному труду носит слишком явные следы манеры и стиля Ильинского, чтобы его можно было приписать нашему сатирику.