Р. Сементковский - Антиох Кантемир. Его жизнь и литературная деятельность

1 января 1732 года Кантемир выехал из Москвы, а 13-го – из Петербурга и навеки расстался с горячо любимой сестрою, многими друзьями и Россией.

На чужбине Кантемир продолжал ревностно служить отечеству пером и делом. Служба эта была двоякого рода: как дипломат он старался по мере сил ограждать внешние интересы России; как писатель он прилагал всевозможные усилия, чтобы двинуть дело ее просвещения. Труд на пользу просвещения он признавал «корнем нашей славы», и несомненно, что к этому труду главным образом лежала его душа. Но как человек в высшей степени добросовестный он очень старательно исполнял принятые им на себя дипломатические обязанности, а будучи одарен необыкновенными способностями, исполнял эти обязанности с умением и большим знанием дела. Этими качествами и отличается его дипломатическая деятельность, как ни тяжела она была для него по многим причинам. Уже сама по себе роль представителя России на Западе была в то время ролью не очень завидной. Наше отечество только начинало вступать в ряды великих держав, равноправных с остальными. К нему относились свысока, иногда явно пренебрежительно, как к стране варварской, внушавшей к себе почтение разве только грубою силой, да и та по временам казалась сомнительной. Это пренебрежительное отношение к России выражалось, между прочим, в том факте, что русским монархам систематически отказывали в императорском титуле. Русское правительство проявляло большую щепетильность в этом вопросе, но в то же время само отказывало своим представителям в необходимых финансовых средствах, чтобы они могли с достоинством поддерживать престиж России. Достаточно упомянуть о том, что Кантемир получал в Лондоне 3 тысячи рублей жалованья и что в Париже после долгих усилий ему удалось довести свое жалованье до 15 тысяч, а между тем посол такого сравнительно второстепенного государства, каким была тогда Сардиния, получал 24 тысячи и содержал дом, убранство которого обошлось в 100 тысяч, в то время как Кантемиру никаких чрезмерных сумм не давали. Он вынужден был некоторое время угощать своих знатных гостей на оловянной посуде, так как на его представления о крайнем неудобстве этого обстоятельства при всеобщей роскоши ему отвечали из Петербурга словом подозрения в его честности. Прибавим к этому, что за все двенадцать лет его дипломатической деятельности ему постоянно приходилось вести переписку то о прибавке жалованья, то о высылке сумм, недосланных за целые месяцы и даже годы, что сам он имел со своих поместий дохода всего 600 рублей и что даже эта незначительная сумма редко получалась, потому что она по большей части расходовалась на братьев или вовсе не взыскивалась с крестьян вследствие бедности или постигших их бедствий, что, наконец, ему приходилось делать долги для покрытия расходов по исполнению своих обязанностей, – и мы поймем, каким затруднительным было положение Кантемира. К счастью, он своими необыкновенными дарованиями и нравственными достоинствами успевал заручаться любовью и уважением всех, с кем сталкивала его жизнь, и вследствие этого мог ослабить и по большей части даже совершенно устранить пренебрежительное недружелюбие, с каким относились тогда в Европе к представителям России. Уважение, которое все питали к Кантемиру как к человеку высокообразованному и не менее нравственному, оказало большую услугу и стране, представителем которой он состоял. В Лондоне и Париже он сумел окружить себя людьми во всех отношениях достойными. Друзьями его были выдающиеся литераторы, ученые, общественные деятели, пользовавшиеся почетом в своей стране и за границей. Да иначе и быть не могло, потому что сам Кантемир ставил выше всего интересы духа: науку, литературу, искусство, – и удовольствие ему доставляло только общество людей, одинаково с ним настроенных в этом отношении.

Таким образом, вопреки тем действиям, которые исходили от русского правительства и которые подчас набрасывали тень и на его представителя, Кантемир умел своею личностью, безупречной, чистой, светлой, во всех важных случаях ограждать интересы России. Так, например, было с пресловутым делом об убийстве майора Синклера, ехавшего из Турции в Швецию с депешами, касавшимися союза между этими двумя государствами. Русское правительство было заинтересовано в том, чтобы ознакомиться с этими бумагами, и поручило двум офицерам отобрать их у шведского майора, а его самого убить. Это и было исполнено по приказанию Миниха, действовавшего, в свою очередь, по инструкции Остермана, капитаном и поручиком русской службы Кутлером и Левицким. Они настигли майора Синклера, умертвили его, отобрали у него упомянутые документы, а затем сами были доставлены сперва в Шлиссельбург, а потом в Тобольск, где их держали в строжайшей тайне; но через четыре года они уже были произведены в высшие чины с переиначенными фамилиями: Туркеля и Ликевича. Понятно, что этот инцидент с майором Синклером наделал в Европе страшный шум, и легко представить себе ложное положение, в котором очутился Кантемир, конечно до глубины души гнушавшийся этим вопиющим насилием. Только благодаря доверию, которое питали к его честности, он мог убедить и правительства, и общество, что во всем этом деле личность императрицы ни при чем, что оно совершено без ее ведома.