Карамзин поселился в бывшем доме Шварца вместе с Петровым, с которым он был уже давно знаком и даже дружен. Петров принимал близкое участие в литературных делах “Дружеского общества”. Он занимался переводами для его изданий и редактировал с 1785 года журнал “Детское чтение”, в котором Карамзин помещал свои первые труды. Четыре года проработал Карамзин под руководством новиковского кружка. Этот серьезный труд и постоянное общение с самыми лучшими и образованными людьми того времени имели большое влияние на развитие его таланта. Карамзин вскоре отошел от масонского учения, но навсегда сохранил дружеские отношения с Новиковым и благодарные воспоминания о членах его кружка.
В 1785 году “Дружеским обществом” совершена была покупка обширного здания, которое, будучи перестроено сообразно нуждам общества, могло вместить несколько разнородных его учреждений. Дом этот, принадлежавший прежде Гендриковым, был куплен сначала на имя барона Шредера, но потом Шредер отказался от него за неимением денег, и он был перекуплен на имя “Типографической компании”. Перестройкой его занимался Н.И. Новиков. В доме поместились типография и работавшие в ней рабочие, а также аптека, устроенная обществом, из которой беднякам выдавались бесплатно лекарства. Члены общества покупали за границей разные медикаменты и приучали народ к употреблению неизвестных прежде лекарств.
В этом же доме помещались вдова Шварца с детьми, Гамалея и брат Николая Ивановича – Алексей Иванович Новиков. Тут же было устроено помещение и для розенкрейцерских собраний.
Здесь надо упомянуть об одном обстоятельстве, имевшем впоследствии немалое значение для Новикова. Барон Шредер, купивший было вначале гендриковский дом, а потом от него отказавшийся, пожелал после этого выделиться из компании и совершить сделку, выгодную для него и невыгодную для компании. Новиков, понявший расчеты Шредера и знавший лучше, чем кто-либо другой, дела товарищества, воспротивился этой сделке, склонив и других членов к поддержке своего мнения. Последствием этого была ненависть барона Шредера к Новикову и стремление ему отомстить. В этом же году при типографии Новикова, в числе других редких книг, вышло замечательное сочинение Сен-Мартена “О заблуждении и истине” в переводе П.И. Страхова, бывшего впоследствии профессором Московского университета. В 1785 году Страхов отправляется учиться за границу на деньги “Дружеского общества”.
Несмотря, однако, на такое видимое процветание дел общества, члены его не пользовались больше такой свободой в своих поступках, как при графе Чернышеве. У них теперь появился сильный враг в Москве. Врагом этим был граф Брюс, человек суровый и деспотичный. Брюс ненавидел масонов, подозревая их в проповедовании идей, подрывающих власть и существующий порядок. Он выражал свою антипатию к ним открыто, говоря, что будет делать им всякое зло. Таким образом, все масоны, служившие под начальством графа Чернышева – Гамалея, Тургенев и Лопухин, – должны были выйти в отставку. Брюс писал часто донесения на масонов императрице и вообще вредил им где только мог. Так, когда Екатерина в 1785 году приехала неожиданно в Москву из Тверской губернии, где она осматривала водяное сообщение, он не упустил случая наговорить на масонов и успел сильно восстановить ее против них. В это время в Западной Европе случилось событие, благодаря которому правительство наше стало смотреть на масонов еще с большим недоверием и даже враждебностью.
Мы уже говорили об учении масонского ордена иллюминатов. Хотя оно стало известным вполне лишь после уничтожения их ордена, но и до этого времени иллюминаты возбуждали всеобщее недоверие в Европе. В последнее время они, вместе с главою своим Вейсгауптом, нашли убежище в Баварии.
Однако Карл Теодор, курфюрст Баварский, убедившись вследствие неосторожности некоторых членов в преступности их замыслов, уничтожил орден указом в августе 1785 года. Бумаги ордена были опечатаны и открыли свету истинные цели иллюминатов. Все правительства Европы заволновались, узнав, какая опасность угрожала их спокойствию. Волнение это не могло не сказаться и в Петербурге. К московским масонам, или – как их все называли – мартинистам, стали относиться еще хуже. Зложелательные языки не замедлили обвинить их в иллюминатстве. На самом деле мартинисты не только были далеки от иллюминатства, но относились к нему враждебно, так как еще раньше получали из Берлина циркуляры, которыми их предостерегали от влияния иллюминатов как людей, преследующих политические цели.
Читать дальше