Юлий Малис - Николай Пирогов. Его жизнь, научная и общественная деятельность

Проект этот был принят Клейнмихелем, и в начале 1841 года Пирогов был переведен в С.-Петербургскую медико-хирургическую академию профессором госпитальной хирургии и прикладной анатомии и назначен заведовать всем хирургическим отделением Второго военно-сухопутного госпиталя с званием главного врача хирургического отделения. Врачебные и учебные действия Пирогова по этому отделению госпиталя, заключавшему в себе до 1000 кроватей, были совершенно независимы от госпитального начальства, и только по делам госпитальной администрации Пирогов обязан был держать связь с главным доктором.

Осмотрев свои новые столь обширные хирургические владения, ученый хирург пришел в ужас от того, что представилось его глазам. Вот какую страшную картину представлял собой Второй сухопутный госпиталь. Огромные госпитальные палаты (на 60—100 кроватей), плохо вентилируемые, были переполнены больными с рожистыми воспалениями, острогнойными отеками и гнойным заражением крови. Для операций не было ни одного, даже плохого, помещения. Тряпки под припарки и компрессы переносились фельдшерами без зазрения совести от ран одного больного к другому. Лекарства, отпускавшиеся из госпитальной аптеки, были похожи на что угодно, только не на лекарства. Вместо хинина, например, сплошь да рядом отпускалась бычья желчь, вместо рыбьего жира – какое-то иноземное масло. Хлеб и вообще вся провизия, отпускавшиеся на госпитальных, были ниже всякой критики.

Воровство было не ночное, а дневное. Смотрители и комиссары проигрывали по несколько сот рублей в карты ежедневно. Мясной подрядчик на виду у всех развозил мясо по домам членов госпитальной конторы. Аптекарь продавал на сторону свои запасы уксуса, разных трав и т. п. В последнее время дошло до того, что госпитальное начальство начало продавать подержанные и снятые с ран корпию, повязки, компрессы и прочее, и для этой торговой операции складывало вонючие тряпки в особые камеры, расположенные возле палат с больными.

В течение целого года по приезде в Петербург Пирогов занимался изо дня в день в страшных помещениях Второго госпиталя с больными и оперированными и в отвратительных до невозможности старых банях этого же госпиталя; в них за неимением других помещений он производил вскрытие трупов, иногда по двадцати в день, в летнюю жару; зимою во время ледохода переезжал ежедневно по два раза на Выборгскую, пробиваясь иногда часа по два между льдами.

Молодому и энергичному хирургу предстояло совершить один из подвигов Геркулеса – превратить авгиевы конюшни Второго военно-сухопутного госпиталя в благоустроенные госпитальные клиники. Задача была не из легких. Административное “военно-ученое болото”, в которое попал Пирогов, заволновалось. Населявшие его гады всполошились и соединенными усилиями набросились на нарушителя их мирной идиллии, основанной на общем попирании человеческих прав и гражданских законов. Но они не знали, что перед ними был человек твердых убеждений, человек, которого можно только сломить, но согнуть нельзя, и который не позволит наступить себе на ногу. Одному из этих господ, главному доктору госпиталя Лоссиевскому, пришлось на своей шкуре испытать это.

Сей почтенный муж был известен среди своих товарищей под именем “Буцефала”. “Хотя, – говорит Пирогов, – известная французская поговорка: “grande tкte – grande bкte” [4]и грешит против физиологии, но нет правил, даже физиологических, без исключений. В отношении к голове Лоссиевского физиология оказалась действительно неправою”. Вот с этим-то grande bкte и происходили постоянные стычки, закончившиеся эпизодом, который наш ученый называет в своих записках “Буцефаловой глупостью”.

Дело происходило в 1843 году. Лоссиевский как-то призывает ассистента Пирогова и ординатора госпиталя, доктора Неммерта, и спрашивает его, не заметил ли он чего особенного в поведении профессора Пирогова. Неммерт говорит, что нет. На дальнейший вопрос Лоссиевского, почему же Пирогов прописывает в таких больших дозах наркотические средства, так однажды экстракта белены до пяти гран на прием, Неммерт ответил, что он не знает, пусть Лоссиевский сам спросит у господина профессора. Тогда Лоссиевский призывает Неммерта в госпитальную контору и приказывает ему как подчиненному расписаться в принятии запечатанного пакета с надписью: “секретно”, под N… В этой бумаге заключалось следующее предписание ассистенту Пирогова:

“Заметив в поведении г-на Пирогова некоторые действия, свидетельствующие об его умопомешательстве, предписываю Вам следить за его действиями и доносить об оных мне. Гл. д-р Лоссиевский”.