Н. Холодковский - Гёте. Его жизнь и литературная деятельность

Начав «Фауста» двадцати с небольшим лет от роду, Гёте окончил его менее чем за год до своей смерти; другими словами, эта колоссальная драматическая поэма создавалась понемногу и с большими перерывами в течение шестидесяти лет. Понятно, что связь разных сцен ее, написанных в разное время, не всегда достаточно ясна и непринужденна и что сцены эти не все одинакового достоинства. Отсюда не следует, однако, что в «Фаусте» отсутствует общий план, что вторая часть его, как утверждают многие, представляет нечто совершенно отдельное от первой. Нет сомнения, что план поэмы подвергался с течением времени детальным изменениям, что когда Гёте писал первые сцены, то, как Пушкин в своем «Онегине», «даль свободного романа, как сквозь магический кристалл, еще неясно различал»; но с другой стороны, по совершенно справедливому замечанию Фихоффа, «вполне достоверно, что прежде чем первая часть была окончена, Гёте уже ясно представлял себе дальнейший жизненный путь Фауста и развязку поэмы». Развязка эта предрешена уже в «Прологе на небе» и в некоторых местах первой части, как это можно доказать при подробном разборе «Фауста». Будучи связана с первой частью единством плана, вторая часть заключает в себе высказанное в предсмертном монологе «Фауста» решение жизненной проблемы, которая в первой части только поставлена. Поэтому первая часть без второй представляет лишь отрывок; но отрывок этот по своему художественному достоинству стоит в общем заметно выше второй части, носящей на себе явственный отпечаток старости поэта. Правда, и во второй части есть места, неподражаемые по силе и красоте, а с другой стороны, и первая часть не свободна от недостатков, более всего портящих вторую: она не лишена местами весьма туманного символизма и вставок, совершенно посторонних целям поэмы. Так, в первой части находится интермедия «Сон в Вальпургиеву ночь», представляющая собой группу эпиграмм, не вошедших в сборник «Ксении». Гёте не знал, куда девать эти эпиграммы и решился наконец включить их в «Фауста». Вторая часть, впрочем, гораздо более первой грешит подобными посторонними включениями. При чтении надо уметь отделять их от сути, и это-то и составляет одно из существенных затруднений в понимании второй части «Фауста». До какой степени Гёте иногда злоупотреблял этим бесцеремонным и противохудожественным приемом, показывает история возникновения романа «Годы странствий Вильгельма Мейстера». Роман этот составился из ряда мелких повестей, написанных в разное время; сперва эти повести были кое-как соединены общей нитью, но потом Гёте прибавил к ним еще массу всевозможного материала, чтобы не пропали даром разные недоделанные вещи, сохранявшиеся в его архиве. Таким образом возникла рукопись, которую Гёте предположил распределить в три тома; но при печатании оказалось, что рукопись была переписана слишком разгонисто, так что два последних тома вышли бы слишком тощи. Тогда Гёте, не долго думая, собрал еще листов на шесть-на восемь всяких обрывков (разные мелкие заметки, изречения и т. п.) и составил из них две главы, которые и приклеил к своему роману для утолщения его. Получилось Бог знает что; публика недоумевала и сердилась, а Гёте смеялся. Эта история наглядно показывает, как мало дорожил он мнением публики.

Нам остается обрисовать еще в кратких чертах научную деятельность Гёте. Из биографии его видно, что он чрезвычайно интересовался естественными науками: минералогией, геологией, ботаникой, зоологией (собственно, сравнительной анатомией), оптикой и метеорологией.

Как натуралист Гёте более теоретик и философ, чем кропотливый добыватель фактов. В науках, метод которых по преимуществу индуктивный, Гёте шел путем дедукции и благодаря этому, если исходная точка его была верна, достигал блестящих результатов, если же он исходил из неверных положений, – все более и более заблуждался, и тем сильнее, чем более данная наука требовала приложения индуктивного метода. Шиллер в следующих словах чрезвычайно метко характеризует направление научной деятельности Гёте (в письме к нему): «Вы ищете в природе необходимого, но ищете его на самом трудном пути, которого остерегается каждый человек более слабых сил, чем ваши. Вы берете всю природу в целом, чтобы пролить свет на отдельные ее части; во всеобщности всех родов явлений ищете вы основ к объяснению всего индивидуального».

В минералогии Гёте был очень хорошим для своего времени знатоком минералов и горных пород, а в геологии – рьяным противником вулканизма. Здесь он более симпатизировал нептунической теории Вернера. Как в политике революции и войны были противны душе Гёте, так и в истории развития земной коры он не хотел признать видной роли за внезапными изменениями и переворотами.