Кто были предки Мольера?.. Довольно темная легенда повествует о том, что в рядах шотландского вспомогательного войска, сражавшегося против англичан вместе с французским войском Карла VII, находился молодой рыцарь по имени Поуклин. В битве при Фернейле, в 1424 году, большинство шотландцев было убито. Лишь немногие из них избегли смерти, и в числе этих спасшихся легенда называет того же Поуклина. Спустя значительное время Поуклин навсегда поселился во Франции и сделался родоначальником французской фамилии Покленов и знаменитого представителя ее Мольера. Достоверна ли приведенная легенда? Едва ли. Во всем складе Мольера виден природный француз со всеми характерными особенностями этой нации; во всех своих произведениях, где с такою яркостью отражался его внутренний мир, в самые тяжелые минуты его жизни, в противоположность другим великим писателям, Мольер чужд вздохов по далекой родине, в данном случае Шотландии. Измученный борьбою с явными и тайными недоброжелателями, убитый семейным разладом, он говорит устами Мизантропа об удалении в пустыню, но Францию он все-таки называет при этом своим отечеством. Очевидно, у него была одна родина, и этой родиной была Франция. Есть еще другое, более веское опровержение сказания о шотландце Поуклине. Генеалогическое древо парижских Покленов было очень многоветвисто: они распадались на несколько родов, быть может, вполне чуждых друг другу, на что намекает отчасти пестрое написание их фамилий. В XVII веке некоторые из Покленов занимали видные должности. Один из них был председателем парижского коммерческого суда, другой – доктором богословия и деканом парижского факультета, третий – директором индийской торговой компании. Потомки хотя бы и чужеземного рыцаря легко могли достигнуть в то время выдающегося положения; но трудно допустить, чтобы в такой короткий промежуток времени, от водворения Поуклина во Франции до рождения Мольера, хоть одна ветвь этого рода могла сделаться наследственными ремесленниками. А между тем это было так… В 1620 году в одном из самых модных кварталов Парижа, на углу многолюдной, полной городского шума улицы Сент-Оноре и грязного переулка, превратившегося в улицу Соваль, стоял трехэтажный дом с причудливой эмблемой. Эта эмблема представляла собою высокий столб с резным изображением померанцевого дерева. Лишь на самой вершине его красовалась корона ветвей с плодами и цветами, а ниже, вдоль ствола, виднелись одни обрубки, цепляясь за которые, на дерево влезали семь обезьян. Три такие же обезьяны украшали и основание аллегорического столба. Подобные изображения были в большом ходу у ремесленников того времени, и описанный нами столб, вероятно, поставили по желанию человека, занимавшего нижний этаж дома на углу улицы Сент-Оноре, где помещалась лавка под вывеской «Pavillon des cinges».
Здесь около 1620 года поселился Жан Поклен, по ремеслу так же, как его отец и братья, обойщик и декоратор. Внутренность жилища Поклена несколько не вязалась с вульгарною надписью вывески. Тут все было чинно, все говорило о трудовом, хотя и безбедном, существовании. Со стороны улицы находилась лавка с выставленными в ней для продажи мебелью, дорогими коврами и штофными материями, с различными принадлежностями обойного мастерства, наполнявшими также и другие комнаты. Рядом с лавкой была кухня, служившая и столовой, а наверху, на антресолях – спальня и еще одна небольшая комната. 27 апреля 1621 года Жан Поклен женился на дочери зажиточного бюргера одного с ним цеха, Марии Крессе. В виде приданого он получил при этом около 2200 ливров, частью деньгами, частью вещами. Его собственное имущество выражалось почти такою же суммою, весьма значительною для того времени. 15 января 1622 года у Поклена родился сын. По имени отца его назвали Жаном. Потом, один за другим, родилось еще пятеро: две дочери и три сына, и в их числе другой Жан. В отличие от него первенец Покленов был назван еще и Батистом. Жан-Батист Поклен и был бессмертным Мольером.
Как прошли его детские годы? Это второе темное место в его биографии. Имеющиеся об этом периоде скудные сведения, вместе с более или менее основательными догадками, дают, впрочем, возможность нарисовать вероятную картину жизни маленького Жана-Батиста. Отец его целыми днями был занят мастерскою и лавкой, не выпуская из рук инструментов или кусков материи. Некоторые утверждают, что он был узкий, ограниченный ремесленник, умственный горизонт которого не простирался дальше будничных, мелочных интересов. Но ничто не дает повода к такому заключению. Совсем иначе говорит большинство биографов о его жене. Ее отец присоединял к своей фамилии частичку дe, a мать про исходила из рода Мазюэлей, представители которого отличались склонностью к музыке, а некоторые даже заслужили на этом поприще довольно почтенную известность. И частичка де отца Марии Крессе, и музыканты-родственники со стороны матери – все это заставляет предполагать, что среда, окружавшая ее до замужества, в умственном отношении была выше среды Покленов. Действительно, с водворением ее в «Павильоне обезьян» в доме Поклена-отца появляются кое-какие книги, между прочим, Библия и Плутарх в изложении Амио. Мария Крессе была доброй и заботливой матерью. Она близко принимала к сердцу все, что касалось детей. Среди ее драгоценностей, браслетов, серег и колец был еще небольшой ковровый сундучок, где сохранялось белье, служившее ее детям во время крещения. Частые роды и заботы по хозяйству не позволяли ей, конечно, тщательно следить за развитием детей. Но она с избытком восполняла этот недостаток своими ласками, и жизнь маленького Жана текла, не возмущаемая никакими горестями.
Читать дальше