С. Южаков - Жан-Жак Руссо. Его жизнь и литературная деятельность

Вскоре после рассказанного эпизода Жан-Жака и его двоюродного брата взяли из пансиона Ламберсье и поселили в Женеве, у дяди Бернара. Прежде, однако, чем проститься окончательно с этим пансионом, надо упомянуть еще об одном эпизоде. Рассказанное до сих пор обрисовало перед нами симпатичный образ любящего, отзывчивого, богато одаренного мальчика, жадно поглощающего все благое, что давала жизнь и природа, торжествующего над самим злом, обращая его в поучение и во благо. Теперь мы коснемся случая, обнаружившего уже в это раннее время симптомы патологические. В те времена, к которым относится наше повествование, то есть в 1722—1724 годах, свыше полутораста лет тому назад, телесное наказание было общепринято в школах. Применялось оно и в пансионе Ламберсье, где сама m-lle Ламберсье наказывала виновных школьников. Дважды пришлось и Жан-Жаку перенести подобное наказание от нежно любимой им воспитательницы. Руссо отмечает в своих воспоминаниях, что это наказание (по его свидетельству, всегда заслуженное и снисходительное) доставляло ему удовольствие. Он готов бы был преднамеренно искать наказания, если бы не боязнь огорчить m-lle Ламберсье, которая прибегала к нему лишь очень рассерженная и огорченная. Вскоре по оставлении пансиона Жан-Жак познакомился в Женеве с четырнадцатилетней девицей Готон, по-видимому многое успевшей испытать в детстве. Они играли с ней в школу, и мальчик изображал школьника, а девочка – начальницу школы, причем нередко эта воображаемая начальница подвергала своего ученика общепринятому наказанию, и добровольно принимаемая, желаемая розга подруги доставляла ему то же удовольствие, что ранее он испытывал во время наказания на коленях у девицы Ламберсье. Сообщая об этих постыдных эпизодах своего отрочества, Руссо сам отмечает их ненормальность и полагает, что они надолго извратили его чувства к женщинам, отразившись на всей его жизни. Ненормальность, даже прямо психопатичность упомянутых чувств и поступков несомненна, но, конечно, не розга девицы Ламберсье породила эти патологические явления. Она, эта розга, могла, однако, пробудить дремавшие инстинкты, пробудить и усилить. Почва же, несомненно, лежала в природной организации. Пребывание в Боссе показывает нам и богатые силы этой организации, и первые узоры наследственной душевной болезни. Около двух лет пробыл Жан-Жак у дяди Бернара без всяких определенных занятий и дела. Двоюродный брат его готовился в инженеры. За компанию с ним и Руссо кое-чему научился, но тому, что ему приходилось по вкусу, именно геометрии и рисованию. Свободного времени у него было очень много, обязательного дела никакого, а на улице в том благословенном климате так много всего: солнце, небесная синева, веселое журчание Роны, гладкая лазурь обширного озера, окруженного зеленой рамкой гор, увенчанных белой короной вечных снегов! Сам исполин Монблан сверкает своей вершиной счастливым обитателям Женевы. Немудрено, если Жан-Жак проводил большую часть дня на этой веселой улице. Это понятно, но непонятно, почему уличная жизнь не испортила его. Эпизод с девицей Готон показывает одну из тех опасностей, которым подвергался впечатлительный мальчик с пылким темпераментом и невротической наследственностью в крови, предоставленный самому себе и слепому случаю. Эта игра слепого случая ставила дважды Жан-Жака в положение еще более опасное. Однажды, играя на отдаленной от дядиного дома улице со случайным знакомым, таким же свободным от занятий, надзора и попечений мальчуганом, Жан-Жак поссорился с ним, и драчливый товарищ ударил его по голове с такой силой, что Руссо упал на землю, обливаясь кровью, с проломленным черепом. Испуг драчуна, его слезы и просьбы тронули чувствительного Жан-Жака, который был отведен к матери виновного. Ее компрессы и повязки остановили кровь и кое-как поддержали его силы настолько, что он смог доплестись до дому. Здесь он приписал свою рану неловкому падению, совершенно выгородив случайного товарища уличных игр. Аналогичный случай приключился с Жан-Жаком, когда он зашел в одну мастерскую, где из шалости один мальчик раздробил ему барабаном пальцы левой руки. Раскаяние шалуна заставило Жан-Жака и тут скрыть истинную причину полученного им увечья, приписав его собственной неосторожности. Руссо долго не владел левой рукой, пальцы которой остались навсегда несколько поврежденными. По счастью, это была не правая рука, которой предстояло написать шедевры всемирной литературы.