С. Южаков - Жан-Жак Руссо. Его жизнь и литературная деятельность

Варанс первоначально составила план сделать из юноши священника и уговорила его отправиться для этого в семинарию, но эти планы были не по душе Жан-Жаку. К тому же и преподаватели находили его малоспособным. Это облегчило Руссо задачу уговорить свою покровительёницу дозволить ему посвятить себя музыке. Он был определен в хор певчих в Аннеси и попал под руководство регента Леметра, тонкого знатока музыки, отличного преподавателя, но необузданного и беспорядочного человека. Руссо, всегда любивший музыку, многим обязан Леметру, и, по своему обыкновению, он горячо привязался к учителю. Когда же последний поссорился с настоятелем костела и тайно скрылся из Аннеси, Руссо последовал за ним с благословения Варанс, которая, по-видимому, имела свои причины временно удалить своего любимца. Ей предстояло путешествие в Париж с какими-то таинственными политическими поручениями. Руссо, однако, оставил Леметра в Лионе и возвратился в Аннеси, но уже не застал баронессы. Некоторое время он жил у нее в квартире, предавался уединенным прогулкам, наслаждался роскошной природой этого края и даже чуть не увлекся двумя молоденькими девушками, встреченными им на прогулке. Однако Варанс не возвращалась, и квартира ее пустела. Последняя прислуга, молодая горничная баронессы, оставила квартиру и решила отправиться домой, к родителям, которые жили в Бернском кантоне. Жан-Жак охотно принял ее предложение проводить ее на родину. Он любил пешеходные странствования, а в настоящем случае и перспектива увидеть родину и отца склоняла его к тому же. Побывав у отца в Нионе, он затем поселился в Лозанне и занялся преподаванием музыки, к чему был слишком мало подготовлен.

Он даже давал концерт, но, конечно, провалился. Неудачи в Лозанне заставили его перенести свою музыкальную деятельность в Невшатель. Уже более опытный, по природе музыкальный, старательно учившийся сам, Руссо успел в Невшателе приобрести уроки и давал их не без успеха. Здесь он встретил одного сирийского монаха, выдававшего себя за иерусалимского архимандрита и собиравшего пожертвования на религиозные учреждения Иерусалима. Руссо очень увлекся деятельностью монаха и примкнул к нему, но в Золотурне французский посланник, ранее бывавший на Востоке, уличил самозванного архимандрита и приютил у себя Руссо, который увлекся идеей поступить на военную службу. Посланник отправил его в Париж, где Руссо надеялся застать и Варанс. Эта надежда не осуществилась, так же как и планы военной службы. После нескольких дней пребывания в Париже он решил возвратиться в Савойю, где и нашел Варанс, но уже не в Аннеси, а в другом городке Савойи, в Шамбери.

Все эти многочисленные путешествия 1731 года: из Аннеси в Лион, из Лиона в Аннеси, из Аннеси через Женеву и Лозанну во Фрибур, из Фрибура в Лозанну, из Лозанны в Невшатель, из Невшателя через Берн и другие города Швейцарии в Золотурн, из Золотурна в Париж и из Парижа через Лион и Аннеси в Шамбери – были совершены Руссо пешком и наполнили его жизнь именно теми впечатлениями сердечного общения с природой и простого деревенского быта, которые были так любимы Жан-Жаком и о которых он нам оставил столько бесподобных рассказов. Следить за ними значило бы перепечатать многие страницы «Исповеди», посвященные этим странствованиям. Ни задача, ни объем нашей книги не позволяют нам этого сделать. Я отмечу лишь один эпизод путешествия из Парижа в Лион, характерный для истории постепенного развития идей и философского настроения Руссо. Приведем этот эпизод в его изложении: «Однажды, охваченный желанием ближе увидеть местность, которая мне издали казалась особенно восхитительной, я свернул с большой дороги, но затем, увлекаясь видами, столько раз сворачивал вправо и влево, вперед и назад, что потерял путь. Проблудив бесполезно несколько часов, истомленный до изнеможения, проголодавшийся до смерти, я зашел в хижину крестьянина, очень бедную и невзрачную лачужку, но единственную встреченную мною в окрестности. Я полагал, что и здесь, во Франции, так же, как в Женеве и вообще в Швейцарии, все могут по желанию и средствам оказывать гостеприимство путнику. Я попросил хозяина дать мне пообедать за плату. Он мне предложил снятого молока и грубого ячменного хлеба, уверяя, что это все, что он имеет. Я с жадностью пил это молоко и уничтожил весь поданный мне ломоть хлеба, но этого было недостаточно для человека столь утомленного и так проголодавшегося. Мой аппетит убедил крестьянина в совершенной правдивости моего рассказа о себе. Он сам сказал мне об этом, прибавив, что видит во мне доброго и честного человека, который не пожелает предать его. Затем он открыл маленький люк около кухни, спустился в подполье и скоро возвратился, неся прекрасный пшеничный хлеб, аппетитный кусок окорока и бутылку порядочного вина, что меня, голодного и жаждущего, очень обрадовало. К этому была прибавлена отличная яичница, и я пообедал с удовольствием, с каким редко обедают гастрономы. Когда пришло время расплачиваться, мой гостеприимный хозяин решительно и с явным страхом отказывался принять плату. Я не понимал, чего он боится. Наконец он произнес имена надзирателей и сборщиков. Он мне сознался, что прячет от них свое вино и свой хлеб и что он был бы вконец разорен, если бы агенты эти не были уверены, что он умирает с голоду. Все это и многое другое, что он передавал мне, оставило во мне неизгладимое впечатление. Отсюда зародилась во мне та неугасимая ненависть, которая с этих пор наполняет мое сердце против лишений, испытываемых несчастным народом, и против его угнетателей. Этот крестьянин, хотя и зажиточный, не смел спокойно есть хлеб, добытый в поте лица, и мог избежать разорения, лишь прикидываясь таким же нищим, как и все вокруг него. Я вышел из его жилища столько же возмущенный, сколько растроганный, оплакивая в сердце своем судьбу этого чудного края, который природа осыпала дарами своими, ставшими добычей этих ненасытных варваров».