Ю. Антоновский - Джордано Бруно. Его жизнь и философская деятельность

Отсюда понятно, почему Бруно так часто в своих ответах инквизиции настаивал, что все, чему он учил, он учил как философ, не касаясь догматов, которые и сам он исповедует как добрый христианин. На вопросы инквизиции о его собственно религиозных взглядах философ отвечал совсем как верный католик. Что думает он о воплощении Слова и о рождении его? – Слово зачато было от Духа Святого и родилось от Пресвятой Девы Марии. Что необходимо для спасения? – вера, надежда и любовь. В этом же роде были ответы великого итальянца на все вопросы инквизиции о таинствах покаяния и причащения, о постах и молитвах. Словом, он отвечал, как отвечают обыкновенно на уроках катехизиса. Однако не так легко было отделаться от инквизиции тому, кто уже попал в ее руки. В заключение всего этого долгого допроса отец-инквизитор обратился к обвиняемому с речью, в грозных выражениях напомнив ему все пункты обвинения, как будто Бруно ничего еще не говорил в свое оправдание. Если обвиняемый, предупреждал инквизитор, станет упорно отказываться от всего, в чем впоследствии он может быть изобличен, то ему нечего будет удивляться, если инквизиция в отношении его прибегнет к законным средствам, которые предоставлены ей применять ко всем, кто не хочет познать милосердие Божие и христианскую любовь этого святого учреждения, и которые предназначены к тому, чтобы находящихся во тьме обращать к свету, а сбившихся с истинного пути – на стезю вечной жизни.

Бруно понял намек, заключавшийся в этих словах. На следующий день (3 июня) он стал еще мягче, производя впечатление совсем подавленного человека. Его допрашивали об отношениях его с Генрихом Наваррским. Очевидно, донос Мочениго достиг своей цели. Кроме того, Бруно пришлось также оправдываться в своем восхвалении еретической королевы английской. Он объяснял, что его похвала – простая риторика в античном вкусе. Наконец, у Бруно вынудили признание, равносильное полному отречению от своих убеждений. Все ошибки, которые до сего времени он совершил в отношении церкви, все ереси, в которых сделался виновным, – теперь он отбрасывал и обещал впредь гнушаться их; он раскаивался, если что подумал, сказал или сделал противное учению церкви; наконец он умолял святое учреждение, чтобы оно, снисходя к его слабости, дало ему возможность вернуться в лоно церкви и испытать на себе милость Божию.

День спустя был еще один, на этот раз короткий, допрос, и затем наступила пауза в восемь недель. Этого времени было достаточно для пытки, которую обыкновенно применяли к тем, кто слишком скоро раскаивается в своих заблуждениях.

30 июля Бруно снова предстал перед судьями. На этот раз великий страдалец показывал, что хотя он и не помнит, но очень может быть, что в течение своего продолжительного отлучения от церкви ему приходилось впадать еще и в другие заблуждения, кроме тех, которые уже им познаны. Затем, упав перед судьями на колени, Бруно со слезами продолжал: «Я смиренно умоляю Господа Бога и вас простить мне все заблуждения, в какие только я впадал; с готовностью я приму и исполню все, что вы постановите и признаете полезным для спасения моей души. Если Господь и вы проявите ко мне милосердие и даруете мне жизнь, я обещаю исправиться и загладить все дурное, содеянное мною раньше».

Этим окончился собственно процесс в Венеции; все акты были отправлены в Рим, оттуда 17 сентября последовало решение: требовать от Венеции выдачи Бруно для суда над ним в Риме.

Бруно отрекся от своих религиозных убеждений с целью спасти себе жизнь и, вероятно, спас бы ее, если бы инквизиционное судилище в Венеции постановило свой приговор. Но, к сожалению, общественное влияние обвиняемого, число и характер ересей, в которых он подозревался, были так велики, что венецианская инквизиция не отваживалась сама окончить этот процесс. Кроме того, имелось в виду еще и то обстоятельство, что раньше Бруно избежал двух предстоявших ему процессов в Неаполе и Риме. Поэтому, как бы ни порешили его дело в Венеции, он все-таки должен был попасть в руки инквизиции этих двух городов. Венеция, чтоб отклонить от себя ответственность за приговор, отослала все акты великому инквизитору в Риме, и, вероятно, в числе их находились все сочинения и рукописи Бруно.