Н. Холодковский - Карл Бэр. Его жизнь и научная деятельность

Путешествие в Ревель, которое Бэр предпринял весною 1834 года для свидания с другим своим братом, еще более убедило его в необходимости изменить свой образ жизни. «Поездка от Мемеля до Ревеля на русских телегах, – пишет Бэр, – соединенная с неизбежно умеренною диетою, привела мой пищеварительный аппарат в сносное состояние и не только доказала мне с очевидностью необходимость иметь побольше движения, но буквально вбила мне это убеждение во все члены». В конце 1834 года Бэр жил уже в Петербурге; семья его осталась до весны в Ревеле, чтобы постепенно привыкнуть к новому отечеству.

Переселяясь в Петербург, покидая Германию, несмотря на попытки правительства удержать его (ему предлагали профессуру в Галле), Бэр надеялся, помимо прочего, продолжать свои эмбриологические исследования. Но ему пришлось встретиться с такими же затруднениями, как и в первое пребывание в Петербурге. Правда, он написал и здесь несколько отрывочных работ по истории развития, но обширные планы его никак не удавались, так что он наконец махнул на них рукой и даже предоставил кёнигсбергскому книгопродавцу Борнтрегеру издать второй том «Истории развития животных» незаконченным, хотя почти готовая рукопись лежала в его портфеле, и только после смерти Бэра была издана его биографом, профессором Штидою. В деятельности академии Бэр сразу начал принимать самое прилежное участие; он читал публичные лекции, преимущественно для врачей и натуралистов, по антропологии и истории развития, произнес на годичном акте академии в 1836 году замечательную речь «Взгляд на развитие наук» и исполнял обязанности библиотекаря. При библиотеке он остался до самого выхода в отставку; он заведовал вторым (иностранным) отделением ее; под его руководством был составлен громадный систематический каталог в 22 тома; каталог рукописей написан его собственною рукою.

Необходимость отказаться от продолжения эмбриологических исследований вытекала для Бэра, по всей вероятности, преимущественно из незнакомства его с русским языком. Все свои лекции и речи он должен был произносить или по-немецки, или по-латыни и лишь через долгое время научился говорить по-русски настолько, что, например, в бытность свою в Астрахани мог беседовать с русскими купцами-рыбниками. Как совершенно верно указывает наш маститый ученый Ф. В. Овсянников в своей биографической статье о Бэре, в Петербурге всегда есть полная возможность достать эмбриологический материал на бойнях, на живорыбных садках и так далее. Как бы то ни было, но Бэру пришлось отказаться от любимейшего из своих желаний – изучать далее эмбриональное развитие животных. Уже одно это обстоятельство должно было подействовать на него подавляюще; кроме того, непривычная жизнь в громадном и чужом по духу Петербурге и суровый петербургский климат также сильно тяготили его. Не раз он выражал сожаление, что оставил Германию и «сам дерзкою рукою вмешался в дело своей судьбы». В особенности тяжело было ему в первые годы пребывания в нашей столице. Но мало-помалу подготовились новые обстоятельства, которые примирили его с переменою положения и открыли ему такие широкие научные интересы, что оставленная эмбриологическая деятельность была с избытком наверстана им в других областях естествознания.

Занимаясь среди прочего анатомией моржа и собирая данные для монографии по этому животному, Бэр интересовался также способами ловли моржей у северных берегов России. Поэтому он очень был рад, когда познакомился с молодым русским моряком, лейтенантом Циволькою, который несколько раз бывал в Архангельске и был хорошо знаком с нашими северными морями и практикуемой на них моржовою охотой. После бесед с Циволькою в Бэре проснулось давнишнее его стремление посетить архипелаг Новая Земля – во-первых, чтобы на месте познакомиться с жизнью моржей, их анатомией и условиями их лова, а во-вторых, чтобы посмотреть, «что может природа сделать на Крайнем Севере с такими малыми средствами». На Новой Земле не бывал до него ни один натуралист. Бэр стал хлопотать о посылке экспедиции для исследования этих островов. Хлопоты его были приняты сочувственно, и летом 1837 года была отправлена от Академии наук экспедиция на Новую Землю, с Бэром во главе. Кроме Бэра, в состав экспедиции вошли: Циволька, лаборант Филиппов, дерптский студент Леман, рисовальщик и служитель. Таким образом, начался ряд путешествий, результатами которых Бэр обогатил географическую науку.