Михаил Энгельгардт - Жорж Кювье. Его жизнь и научная деятельность

Спор, главным образом, касался идеи о единстве плана в мире животных, высказанной Жоффруа. Кювье, как известно, признавал в животном царстве четыре различных типа, не связанных никакими переходами. Но и в пределах каждого типа организмы распадаются на ряд форм, самостоятельных и независимых. Каждый вид – замкнутое гармоническое целое, особая система органов, созданная для известной цели, как другой вид создан для другой цели, и так далее. Аналогии существуют лишь постольку, поскольку сходна цель, для которой созданы организмы.

Сент-Илер, пораженный с самого начала своей деятельности сходством, которое замечал между различными организмами, пришел к совершенно другому заключению. По его мнению, весь мир животных обнаруживает ясное единство плана строения, и различные виды, роды и т. д. суть лишь вариации и ступени этого плана.

Мы не будем излагать в подробности ход этого спора; скажем только, что, по общему мнению, победа осталась на стороне Кювье. Главной причиной этого была ясность его воззрений и смутность идей Жоффруа. Что такое его «unité de plan», «unité de composition», – трудно понять из ero сочинений. С одной стороны, здесь как будто подразумевается только единство происхождения, причем низшие типы животных относятся к высшим так же, как, например, первые стадии развития зародыша – к взрослому животному. В таком случае, конечно, между высшим и низшим животным может не существовать никакого сходства в действительном строении, числе и расположении органов.

Но в то же время Сент-Илер как будто стоит именно за эту последнюю идею, то есть понимает единство плана как сходство по числу и взаимному отношению составных частей.

Рядом с этим мы находим у него намеки на общую основу животного мира, в которых, пожалуй, можно видеть предчувствие клеточной теории.

Но то верное и глубокое, что было в его воззрениях, именно только чувствовалось, а не сознавалось. Пытаясь изложить свои мнения, он запутывался, впадал в противоречия, не доводил своих мнений до конца. Так, признавая ныне существующие формы развившимися из прежних, он, однако, допускал ряд первичных форм, независимо друг от друга созданных. За недостатком аргументов ссылался на «откровения разума, проистекающие из чувства необходимых фактов», и тому подобное.

Тут-то и побивал его Кювье, воззрения которого – верные или нет – по крайней мере, не возбуждали никаких недоразумений.

Спор велся с запальчивостью и почти ожесточением. К аргументам научным примешались теологические и, надо заметить, что в этом отношении почин принадлежит Кювье.

Спор происходил в феврале и марте 1830 года. Наконец Жоффруа отказался от него, решившись на будущее время вести его печатно. Поклонники Кювье подняли почти гонение на Жоффруа (не хотели печатать его сочинения и т. п.), но мы не имеем основания обвинять в этом Кювье.

За этот спор Кювье величали обскурантом и реакционером.

Но, перечитывая его, нельзя согласиться с этим. Всякий раз, когда Кювье пытается перевести воззрения своего противника из формы туманных общих фраз в форму ясных и точных положений, получается нелепость. Жоффруа протестует, говорит, что его неверно поняли, но снова излагает свои воззрения в такой же туманной форме – и снова при точной формулировке их получается нелепость.

Заметим, что через 27 лет после этого спора, накануне выхода книги Дарвина, такой, например, ученый, как Фогт, присоединялся к мнению Кювье и признавал, что он «наголову разбил Жоффруа».

Тут дело вовсе не в обскурантизме. Кювье по характеру своего ума не мог принимать смутных и неопределенных учений.

Приведем здесь его слова об общих теориях творения, слова почти пророческие, из которых видно, как много он ждал от дальнейшего развития науки: «Я сам искал их (речь идет об общих теориях творения) и придумал их несколько, но не обнародовал, потому что признал их ложными, как и все остальные, появившиеся до сих пор. Скажу более, я думаю, что при современном состоянии знаний нельзя создать никакой; и вот почему я наблюдаю, почему я стою за наблюдение: оно одно может привести к открытию того факта, на котором открывший его построит истинную общую теорию».

Спор с Жоффруа заставил Кювье с усиленным рвением обратиться к науке, которая, как мы видели из рассказа Пфаффа, начала уже страдать от его государственной деятельности.

В это время ему уже перевалило за 60 лет, но он был еще крепок, бодр и здоров и, казалось, мог прожить еще долго.