Начало 1869 года, которым открывается второй том «Последних дневников» Ливингстона, изданных уже после его смерти, еще застало его на пути в Уджиджи. Вследствие постоянной сырости и невозможности менять платье он страдал тогда более чем когда-нибудь. Мучительный кашель с кровохарканьем не оставлял его ни днем, ни ночью; слабость все возрастала, и болезненно возбужденный мозг вызывал перед ним тяжелые галлюцинации: то ему мерещился лес, то дерево, кора которого покрыта человеческими лицами; то он видел себя мертвым, лежащим на дороге. Идти он уже был не в силах, и Магомет Богхариб устроил для него носилки; но беспрестанные толчки от неровной дороги не давали ему необходимого покоя; от слабости он едва только мог держать в руках широкие древесные листья для защиты от солнца. Наконец 13 марта, отощав как скелет, Ливингстон достиг Уджиджи. Но и здесь надеждам его не суждено было осуществиться: припасы, которых он ждал, отчасти не дошли до Уджиджи, отчасти же были расхищены. Единственным утешением послужили для него фланель и небольшой запас чаю, кофе и сахару; на несколько уцелевших кусков бумажной ткани он купил масла, муки и выменивал молоко. Теплая одежда и сравнительно обильное питание поправили его здоровье настолько, что он отделался от своего кашля и мог ходить. И все-таки в одном из писем к дочери неутомимый путешественник шутливо говорит о своем положении: «Я переломал свои зубы от маиса и твердой пищи; мой рот теперь стал так безобразен, что я могу послать тебе поцелуй только через рупор».
С восстановлением сил Ливингстон после четырехмесячного пребывания в Уджиджи возвратился к своему намерению исследовать направление Луалабы. В эти четыре месяца он написал множество писем; но они намеренно уничтожались арабскими торговцами, которым поручалась доставка корреспонденции в Занзибар, из опасения, что в письмах говорится об их злоупотреблениях и жестокостях по отношению к туземцам. Долго оставались без удовлетворения просьбы Ливингстона о предоставлении ему лодки для переезда на западный берег Танганьики, где начинается страна маньемов, куда он теперь хотел проникнуть. 12 июля Ливингстон достал лодку с девятью гребцами и отправился в новое путешествие. 21 сентября он достиг Бамбаре, одного из главнейших поселений названной страны, и, отдохнув там более месяца, 1 ноября двинулся далее на запад. Восхищаясь красивой плодородной местностью, он шел, не встречая препятствий со стороны туземцев, пока не достиг реки Луамы, впадающей в Луалабу. Прибрежные жители, страшно потерпевшие от грабежей арабских торговцев, несмотря на все увещания Ливингстона отказались дать ему лодку и заняли такую угрожающую позицию, что он должен был вернуться в Бамбаре и только в конце декабря предпринял вторую попытку дойти до Луалабы в сопровождении Магомета Богхариба. Насколько настроение Ливингстона было еще бодро в то время, можно видеть из заметки в его дневнике от 1 января 1870 года: «Да поможет мне Всевышний закончить начатое предприятие и до истечения года вернуться через страну басангов».
Дикими местами, лишенными всяких дорог, через ручьи и болота продвигался он на север, пока не дошел до деревни Мамогелы, где помещался Катомбо, начальник партии, пришедшей из Уджиджи за слоновой костью. Пользуясь сведениями его людей, Ливингстон пытался составить наиболее удобный маршрут на Луалабу. В Мамогелу он пришел больной, так как дорогой сильно страдал от сырости, а в названном месте заболел еще дизентерией. Но и после выздоровления ему долго пришлось ждать выступления, так как глинистая почва от продолжительных дождей была непроходима. 26 июня Ливингстон во второй раз направился к Луалабе в сопровождении только трех спутников, поскольку остальные отказались продолжать с ним путь; из этих трех имена Сузи и Чумы никогда не забудутся за их преданность своему хозяину. Везде дружелюбно встречаемый туземцами, он испытывал подозрительное отношение со стороны арабов, производивших различные насилия над последними. Узнав, что Луалаба не протекает в северной части страны, куда он направлялся, Ливингстон повернул к юго-западу. Но лесистые и болотистые места затрудняли ему путь; от постоянного движения по болотам и илу ноги его распухли и покрылись ранами до такой степени, что 22 июня 1870 года он вновь возвратился в Бамбаре, где, за неимением лекарств, пролежал в хижине восемьдесят дней в сильных страданиях; но и это время не пропало у него даром: кроме чтения Библии, он писал много писем и заносил в свой дневник соображения об истоках Нила. Наконец Ливингстон излечился, смазывая, по совету туземцев, раны смоченным порошком малахита.
Читать дальше