В. Фаусек - Карл Линней. Его жизнь и научная деятельность

Теперь самый критический период жизни Линнея миновал; хотя ему и приходилось еще переносить и неудачи, и лишения, но ни разу уже не пришлось сворачивать с пути, по которому он стремился.

Мало-помалу его дела пошли на лад. Новый покровитель Линнея, Цельзий, работал над ученым, духовно-ботаническим сочинением «Hierobotanicum»; это должен был быть трактат обо всех растениях, названия которых встречаются в Священном Писании. Линней стал помогать ученому автору в собирании литературных справок по этому сочинению. Вскоре у него нашлись частные уроки, и он смог наконец на свои собственные деньги купить себе башмаки и нужное платье.

В это время Линней впервые выступил с самостоятельным научным рассуждением: по поводу одной диссертации, защищавшейся в Упсальском университете, он написал небольшую статейку о поле растений. В ней уже находились зародыши тех идей, которые впоследствии привели его к новой системе растительного царства. Цельзий прочитал его рукопись и передал ее Рудбеку, профессору ботаники и медицины; Рудбек обратил внимание на большие сведения и самостоятельные взгляды, которые обнаружил молодой студент в своей статье, и стал принимать в нем такое же участие, как Цельзий. Он пригласил Линнея давать уроки своим сыновьям, разрешая пользоваться для занятий своей библиотекой.

В 1730 году Рудбек по старости лет решил передать кому-нибудь часть своих лекций, и выбор его остановился на Линнее. Факультет произвел ему испытание и одобрил его, хотя профессор Рогберг и считал рискованным «делать доцентом студента, не пробывшего еще трех лет в университете». Но опасения его были напрасны: Линней стал исполнять свои новые обязанности с полным успехом. Кроме лекций, он предпринимал со своими слушателями ботанические экскурсии: на эти практические занятия у него явилось много желающих, и он стал получать порядочное вознаграждение.

Из его товарищей по Упсальскому университету был один также оставившей по себе добрую память в науке. Когда в 1727 году Линней поселился в Упсале и просил указать ему, кто из студентов обладает наибольшими познаниями по естественной истории, его товарищи единогласно назвали ему Петра Артеди. В судьбе и свойствах обоих молодых людей было много общего. Артеди был на два года старше Линнея и также беден: в 1724 году он явился в Упсалу изучать богословие, но, как и Линней, променял подготовку к «хлебной» карьере на неблагодарное изучение естествознания. Они познакомились, и вскоре между Артеди и Линнеем завязалась тесная дружба; специальностью Артеди была ихтиология, изучение рыб, и по отношению к этой отрасли знания он носился с такими же реформаторскими идеями, как Линней в вопросе о классификации растений.

В Упсале с 1719 года существовало Королевское научное общество. По ходатайству профессора Рудбека и Цельзия это общество в 1732 году предложило Линнею отправиться в научное путешествие на крайний север Шведского государства, в Лапландию. Линней с радостью согласился на это предложение и, посетивши предварительно отца и Килиана Стобеуса в Лунде, весной 1732 года пустился в путешествие, которое продолжалось около полугода.

Деньги, отпущенные ему на это путешествие, представляют из себя, по теперешним ценам, до смешного малую сумму: всего 60 талеров. На эти деньги Линней ухитрился полгода пространствовать, посетить Лапландию и Финляндию и еще сделать маленькие сбережения. Он не задавался при этом, конечно, никакими широкими целями, а путешествовал самым скромным образом, – иначе, впрочем, и невозможно путешествие по такой стране, как Лапландия. Из Упсалы Линней выехал верхом, а на месте странствовал по большей части пешком.

Странствования по каменистым и болотистым пустыням Лапландии и теперь еще сопряжены с большими трудностями, лишениями и даже опасностями; несомненно, это одно из самых неприятных путешествий, какое можно предпринять в пределах Европейского материка. Значительная часть прежней Шведской Лапландии перешла теперь в русские владения и относится частью к Финляндии, частью, вместе с Кольским полуостровом, представляющим собою продолжение той же страны, к Архангельской губернии. Отличительная черта этого невеселого края – полное отсутствие всяких путей сообщения; зимою, правда, в них и нет надобности: олени, запряженные в легкие лапландские санки, проворно везут путешественника по глубокому снегу, сравнявшему все препятствия, куда угодно. Но летом страна представляет из себя хаотическую груду гранитных скал, погруженную в непроходимое болото. Наилучшие пути тогда – водные: многочисленные озера и реки испещряют всю страну, но горные реки обладают чрезвычайно быстрым течением и порожисты; лопари с отчаянной удалью и искусством спускаются по этим порогам в утлых лодчонках. Мириады мошек и комаров делают здесь летом существование совершенно невыносимым.