Матвей Песковский - Константин Ушинский. Его жизнь и педагогическая деятельность

Грановский и Редкий очень удачно дополняли друг друга. Первый, отличавшийся большим мастерством чтения, действовал преимущественно на чувство слушателей, вызывая в них живой интерес к истории, но не пробуждая, однако, особенно усиленной работы ума. Второй же, наоборот, не отличался особенным лекторским дарованием, но увлекал слушателей обширностью и глубиною эрудиции, неумолимою логикой. Слушание его лекций вызывало усиленную работу мысли.

Лекции П. Г. Редкина, кроме того, имели в то время очень важное значение и с точки зрения общего университетского образования. Бόльшую часть своего курса он посвящал критическому очерку истории философии, без знания которой, понятно, университетское образование не может иметь должной глубины, не может быть научно в полном смысле слова. Такая постановка преподавания была тем более кстати, что в университете в то время вовсе не преподавалось философии; даже логика и психология, неудачно пристегнутые к курсу богословия, слишком поверхностно преподавались законоучителем. Таким образом, лекции Редкина были для студентов единственным средством расширить и обобщить свое мировоззрение на философских основаниях. Помимо Грановского и Редкина, большою популярностью среди студентов пользовались также лекции Чивилева, официально считавшегося профессором статистики, но преподававшего, однако, политическую экономию, и лекции профессора Крылова – по римскому праву.

Приняв во внимание общее движение в России и пробуждение русской общественной мысли, нетрудно понять, как сильно должен был завладевать молодежью университет, особенно же при таком удачном подборе профессоров, как в Московском университете. Вообще говоря, юношество, переступая в то время порог университета, всецело и беззаветно отдавалось чистым интересам науки, с тем благородным, возвышенным идеализмом, который так выгодно отличает эпоху 40-х годов от всего последующего времени.

Такое благотворное, истинно научное влияние университета очень характерно отразилось на юном Ушинском. Та своеобразная система самообразования, которую он проделал над собою в гимназии, та гимнастика ума, к которой он приучил себя, – оказались как нельзя более полезными во время университетского курса. И с первых же прослушанных им лекций, после первых дней пребывания в университете, он развернулся во всю ширь своей богато и разносторонне одаренной натуры.

Как юноша хорошо развитой, он свободно, без всякого затруднения слушал лекции по всем предметам избранного им факультета. Обладая обширною памятью, он легко усваивал не только основную мысль лекций, но и все главнейшие частности. Это на первых же порах резко выделило Ушинского и сделало его до некоторой степени предметом удивления со стороны товарищей.

К лекциям Ушинский относился с большим увлечением. Он сразу почуял в них разумные, доказательные, научные ответы на все те затаенные вопросы, которые давно уже теснились в его пытливом юношеском уме, угнетали его дух, настойчиво требуя разрешения. Никогда не оставаясь в роли пассивного слушателя лекций, Ушинский обыкновенно выходил из аудитории с массою новых ощущений, удовлетворенный или неудовлетворенный прослушанным, с новыми вопросами и меткими замечаниями по поводу прослушанного. Нередко после лекции по тому или другому предмету ему случалось развивать своим товарищам целую теорию, которой им не удалось усвоить в профессорском изложении.

Это естественно сделало его центром кружка товарищей, так же горячо интересовавшихся наукой, как и он. В этой среде он пользовался большою любовью не только за ум, остроту, прямой, открытый характер, но и как идеально хороший товарищ. Придерживаясь преимущественно среды бедных товарищей как наиболее преданных интересам науки, он охотно делился с ними не только своими знаниями, но и последним рублем, последней трубкой табаку.

В то время не было развито дело издания профессорских лекций в виде литографированных записок. Вследствие этого, хотя университетский курс, в общем, был меньше нынешнего, студентам несравненно больше, чем теперь, приходилось самостоятельно работать. Благодаря этому подъем научного интереса в студенческой среде был очень высок. Это само собою порождало потребность в живом обмене мыслями по вопросам политическим, литературным, нравственным, философским, историческим и прочим. Поэтому сплоченность, солидарность студенческой среды была очень велика.