Титульный лист “Опыта новой теории музыки” Л. Эйлера, 1739
В часы своих редких досугов Эйлер занимался также составлением учебников элементарной математики, в которых так нуждалось тогда русское юношество. Эйлер, как видно, не считал унизительным для себя столь малый труд, так как этот труд служил благородному и важному делу; он написал даже свое введение в арифметику. Вообще, Эйлер никогда не отказывался от работ неинтересных, чисто механических, но в исполнении которых нуждались в то время в России. Он принимался за них всегда охотно, исполнял точно и скоро: так, в 1740 году правительствующий сенат поручил ему надзор за географическим департаментом. Эти мелкие занятия нисколько не мешали ему создавать капитальные труды. В том же году Парижская академия наук дала Эйлеру премию за решение вопроса о морских приливах и отливах, которое было сопряжено с большими трудностями. Решение этого вопроса считается лучшим образцом математического анализа. Однако Эйлер не получил всей премии, а только третью ее часть: две другие были даны Бернулли и Маклорену. Парижская академия в летописях своих сохранит навсегда воспоминание об этом блестящем состязании трех светил науки.
Эйлер в своих исследованиях часто встречался с другими учеными того времени, особенно с Бернулли; последний всегда проявлял преимущества перед Эйлером, когда дело шло о понимании и формулировании законов физики. Бернулли долго и терпеливо проверял опытами свои предположения, прежде чем делал вопрос предметом математической обработки. Совершенно иначе поступал в таких случаях Эйлер; он горел желанием как можно скорее перейти от физики к математике. В анализе он далеко оставлял за собой Бернулли, который тяготился вычислениями.
Поселившись в России, Эйлер сохранил связь со своими родными и друзьями в Швейцарии; мы видим, что он очень деятельно переписывался с Иоганном Бернулли, своим бывшим учителем. Нам известно, что Иоганн Бернулли также был одним из величайших математиков; в то время он находился уже в преклонных летах, и его звали “Нестором геометрии”; этот “Нестор” не стеснялся, однако, просить совета у своего бывшего ученика Эйлера и спрашивать его мнение о своих новых трудах. Переписка Эйлера с Иоганном Бернулли в этом отношении производит самое отрадное впечатление. Великий учитель трогательно восторгается великим учеником, и оба как нельзя лучше ценят друг друга. Эйлеру тогда было около 30 лет.
Леонард Эйлер
В 1741 году Эйлер оставил Россию и переселился по предложению Фридриха Великого в Берлин. Тяжело, видно, в то время жилось в Петербурге, если даже Эйлеру, отрешенному от всего житейского, приходилось, по его словам, на каждом шагу строго следить за собой, чтобы не навлечь на себя подозрения. Тогда все стремились вон из Петербурга: жители исчезали, уезжая в провинцию, их ловили и водворяли в Петербург; наконец стали брать подписку с обязательством не уезжать из Петербурга. Между тем, Фридрих Великий был уже известен как просвещенный государь, покровитель всех философов и ученых. Можно себе представить, что Эйлеру очень улыбалось предложение такого государя. Посредником между королем и Эйлером служил прусский министр граф Мордефельд. Фридрих Великий намеревался преобразовать Королевское общество, основанное по мысли Лейбница, в Академию наук; с этой целью он пригласил в Берлин Эйлера, известного своей изумительно плодотворной деятельностью в русской Академии наук. В июне 1741 года Эйлер со всем своим семейством выехал из Петербурга.
Эйлер женился еще в 1733 году на Катерине Гзель, дочери живописца, вывезенного из Голландии Петром Великим; Гзель был также родом швейцарец. От этого брака у Эйлера было тринадцать человек детей; из них восемь умерли в раннем детстве. Когда он переселился в Берлин, с ним было три сына и две дочери. Эйлер был хорошим, добрым семьянином и заботился об обеспечении своей многочисленной семьи. Но его отношения к семье были, так сказать, самые патриархальные: он, по всей вероятности, держался в этом случае тех же правил, обычаев и обрядов, какие известны ему были в детстве в доме отца, благочестивого пастора. И утром, и вечером все домашние его собирались к общей молитве, он был кроток, но требователен к жене, ласков, но строг с детьми – по привычке. Не посвящая много времени ни жене, ни детям, Эйлер отдавал его исключительно науке.
Читать дальше