Таким образом Шакьямуни разом встал во главе шестисот учеников и теперь мог смело еще раз попытаться возвестить миру открытое им учение.
С чашами для подаяний в руках Шакьямуни и его ученики покинули берега Нираньчжары и направились к городу Раджагрихе, питаясь в пути доброхотными подаяниями жителей встречающихся деревень.
– Многие, – говорил Шакьямуни, обращаясь к своим слушателям во время пути, – мучимые страданиями, ищут избавления от них в горах и лесах, спасаясь в уединении. Но и здесь не находят они желанного успокоения и избавления от страданий. И только тот, кто примет мое учение, кто познает найденные мною четыре высокие истины, тот избавится от страданий и приобретет истинное успокоение и блаженство... Двух крайностей следует избегать стремящемуся к спасению – жизни среди сладострастных наслаждений – это низко и ничтожно, и жизни среди жестоких самоистязаний – это бесполезно и мучительно. Среднее между этими крайностями должен избрать стремящийся к спасению, и он познает истину и избавление от страданий!..
В подобных поучениях проводил Шакьямуни время на пути в Раджагриху. Направляясь туда, он, помимо других соображений, имел в виду опровергнуть пред царем Бимбисарой приписываемые ему политические замыслы.
Дело в том, что в народе уже было известно, что среди отшельников подвизается аскет из царского рода Гаутамы.
Когда же Шакьямуни явился во главе многочисленных учеников, то в народе распространилась молва, что он намерен приобрести сан Чакравартина, т. е. монарха всей Индии.
Слух этот дошел до Раджагрихи и возбудил здесь некоторые опасения. Поэтому Шакьямуни тотчас же по прибытии в окрестности Раджагрихи поспешил в город и здесь прежде всего постарался опровергнуть слух о своих мнимых политических замыслах. Он публично заявил, что житейские страсти уже давно покинули его сердце и что мирская слава не есть удел анахорета. Когда Шакьямуни явился к Бимбисаре, последний принял его благосклонно. Внимание царя имело для Шакьямуни очень важные последствия. Один из придворных по имени Коланда, видя милость царя к Шакьямуни, подарил философу загородную бамбуковую рощу, которую он сначала отдал было отшельникам школы Ниргронта. Он принудил последних отказаться от дара и передал рощу во владение Шакьямуни. Эта роща называлась Велувана. В ней находились раскинутые в разных местах дома, беседки, кладовые, окруженные прудами и скрывающиеся в чаще душистых магнолий и зонтичных пальм, одним словом, здесь было готовое и удобное помещение для Шакьямуни и его учеников.
При таких благоприятных обстоятельствах случилось второе вступление Шакьямуни на поприще учительской деятельности. О продолжении этой деятельности сохранилось мало достоверных сведений.
Большинство сказаний о жизни Шакьямуни переходят от времени его прихода в Раджагриху прямо к повествованию о последних событиях из его жизни.
Впрочем, одно из этих сказаний передает, что Шакьямуни вскоре после прибытия в Раджагриху узнал, что отец его находится при смерти и, предчувствуя близкую кончину, выразил желание видеть сына. Шакьямуни, все еще сохранивший нежную привязанность к своему отцу несмотря на долгую разлуку, поспешил отправиться в Капилавасту, покинутый им двенадцать лет тому назад. Он застал отца уже на смертном одре. Жители города и окрестных селений, пораженные грозившей им потерей, толпились у ворот царского дворца, и когда Шакьямуни вошел в город, то прежде чем достичь дворца, пробивался сквозь плотную толпу людей, бывших некогда его подданными. Многие из них, узнав царевича, не могли воздержаться от слез, видя его в нищенском одеянии. С трудом проникнув во внутренние покои дворца, все обитатели которого были в большом смятении, Шакьямуни подошел к умирающему. Царь слабым голосом приветствовал сына и просил, чтобы Шакьямуни прикоснулся рукой к его пылающей голове. Шакьямуни высвободил руку из-под плаща и, приложив ее к пылающему лихорадочным жаром лбу больного, держал ее в таком положении, пока тот не умер. Пока умирающий находился еще в полной памяти, Шакьямуни в утешение ему говорил о высоких истинах избавления от страданий. Шакьямуни пробыл в Капилавасту все время, пока длились похоронные церемонии. Когда труп усопшего был возложен на костер, Шакьямуни сам подложил огонь и по окончании сожжения сказал: “Ничего нет вечного на земле, ничего нет твердого, жизнь проходит, как призрак, как обманчивое видение”.
Читать дальше